Цивилизации создаются из слов, Друсс, а уничтожаются топорами. Говорит это тебе о чем-нибудь?
— Я все это знаю и так. Ну что, легче тебе стало?
Гнев Зибена прошел, и он улыбнулся.
— Люблю я тебя, Друсс. Всегда любил. Но у тебя прямо-таки дар меня злить.
— Я не мыслитель, — серьезно сказал Друсс, — но и не дурак. Я такой же, как многие. Я мог бы быть крестьянином или плотником, даже наемным рабочим. А вот учителя или клирика из меня бы не вышло. Умники на меня дрожь наводят. Взять хоть Майона. Я знал многих послов, и все они на один лад: фальшивые улыбки, а глаза как буравчики — ничего не упустят. Во что они верят? Есть ли у них честь? Любят ли они свою страну? Или они смеются над нами, простыми людьми, набивая кошельки нашим золотом? Я знаю одно, поэт: такие, как Майон — и как ты, — могут представить все, во что я верю, столь же зыбким, как летний снег. И вдобавок выставить меня дураком. Да, я понимаю, что добро и зло можно свести к цифрам. Взять этих женщин в фонтане. Враги могли бы сказать: «Убейте шестерых женщин, и мы пощадим город». Ответ на это может быть только один — но я не могу тебе сказать, почему считаю его правильным.
— Зато я могу. И это лишь часть того, чему я научился от тебя. Самое большее зло, на которое мы способны, — это принести в жертву кого-то другого. Войско, осадившее город, как бы говорит: «Сделайте малое зло, иначе мы совершим большое». Если поступать геройски, то нужно, конечно, отказаться. Но дипломаты и политики — люди практичные. И им не дано понять, что такое честь. Я прав?
Друсс с улыбкой хлопнул Зибена по плечу:
— Прав, поэт, прав. Но я знаю, что ты и глазом не моргнешь, если придется отстаивать противоположную точку зрения. Так что давай на этом покончим.
— Ладно, будем считать, что мы квиты.
Друсс перевел взгляд на юг. Внизу лежал Старый Гульготир — лабиринт жилых домов, лавок и мастерских, прорезанный узкими улицами. Старый Замок сидел в середине, точно раздувшийся серый паук. Бывшая резиденция королей теперь служила житницей. На западе стоял новый дворец Бога-Короля. Колонны этого колоссального строения из белого камня украшены позолотой, статуи — большей частью самого короля — увенчаны золотом и серебром. Роскошные сады окружают дворец, и даже отсюда видно великолепие клумб и цветущих деревьев.
— Видел ты его, Бога-Короля? — спросил Друсс.
— Я сидел поблизости от королевского балкона, пока ты забавлялся с лентрийцем, но видел только спины телохранителей. Говорят, он красит волосы настоящим золотом.
— Ничего себе — забавлялся. Он крепкий парень, до сих пор чувствую его удары.
— Погоди до встречи с готирским бойцом, Друсс. В схватке это не человек — говорят, он бьет как молния. Против тебя ставят девять к одному.
— Может, он меня и побьет, — проворчал Друсс, — но не спеши на это ставить!
— О, на этот раз я не поставлю и медной полушки. Я видел Клая. За все время нашего знакомства я еще не встречал человека, которого считал способным тебя победить, — а вот теперь встретил.
— Ба! Хотел бы я, чтобы мне платили золотой всякий раз, когда говорили, что такой-то сильнее, быстрее или опаснее меня. И где они теперь, эти силачи?
— В основном мертвы, старый конь, — ты убил их на своем бесконечном пути к добру и справедливости.
— Ты, помнится, сказал, что мы квиты, — прищурился Друсс.
— Извини, — развел руками Зибен, — Сорвалось.
Надирский воин, известный как Талисман, мчался по переулку. Крики погони стали тише, но он знал, что оторвался не намного. Вбежав на площадь, Талисман остановился. Здесь было много дверей — он насчитал по шесть на каждой стороне. «Сюда! Сюда!» — послышалось позади. Луна ярко озаряла площадь с севера и запада. Талисман свернул на юг и укрылся в темной нише, почти слившись со стеной в своем длинном черном плаще с капюшоном. Он перевел дух, стараясь успокоиться. Рука привычно скользнула к бедру, где обыкновенно висел длинный охотничий нож, и Талисман выругался. Ни одного надира не пускают в готирский город с оружием. Он ненавидел это место из камня и булыжника с его бесчисленными толпами и исходящей от них вонью. Он всей душой рвался обратно, на простор родных степей. Суровые горы под огромным пылающим небом, неоглядные равнины, где можно ехать год и не встретить ни одного человека. Жить можно только в степи. Не в этом крысином гнезде, где разит человеческими нечистотами — их выливают из окон, и они гниют на мостовой заодно с прочими отбросами.
Крыса шмыгнула мимо его ног, но Талисман не шелохнулся. Враг был близко. Враг? Подонки, городское отребье — они не стоят этого титула. Делать им нечего — вот и гоняют надирского кочевника по своим гнусным улицам, чтобы как-то разнообразить свою убогую жизнь. Он снова выругался. Носта-хан предупреждал его об этих шайках, говорил, каких кварталов следует избегать, а Талисман его почти не слушал. Впрочем, он никогда не бывал в столь большом городе, как Гульготир, и не знал, как легко человеку заблудиться в его закоулках.
Послышался топот ног, и Талисман сжал кулаки. Если они найдут его, то убьют.
— Не видали, куда он побежал? — спросил гортанный голос.
— Не-е. Может, туда?
— Вы трое в переулок, а мы напрямик по Кабацкой. Встретимся на площади.
Надвинув капюшон на лицо так, что видны были только глаза, Талисман ждал. Первый из троих пробежал мимо его укрытия, за ним второй. Но третий посмотрел в сторону надира — и заметил его. Талисман ринулся вперед. Человек выставил нож, но надир ступил вбок и ударил врага кулаком по лицу. Тот шатнулся назад, а Талисман вильнул влево и снова юркнул в переулок.
— Вот он! Вот он! — закричал пострадавший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16