За полуразрушенными башнями феодального замка она увидела то, что осталось от прекрасного строения в стиле эпохи Возрождения, — обгоревшие стены, провалы окон, устремленные к небу каминные трубы. Охваченные яростью бунтовщики разрушили не просто жемчужину бретонской архитектуры, они уничтожили убежище, где молодая маркиза надеялась пережить свое горе. Оказалось, что только службы и часовня не пострадали от пожара. Что ж, по крайне мере Селина найдет здесь свой последний приют!
Теперь, после похорон девочки, исполнив все по своему желанию, Анна-Лаура как будто немного успокоилась. Ее окружала успокоительная летняя ночь — темно-синее, усыпанное звездами небо, ароматы леса и земли. Лес Бросельянд обнимал раненый Комер, утешая и Анну-Лауру…
Крепкая рука потянула Анну-Лауру назад, вырывая из плена задумчивости:
— Прошу простить меня, госпожа маркиза, но вы промочите ноги! — раздался голос старого Конана.
Только тут Анна-Лаура заметила, что подошла почти к самой воде. Ей удалось улыбнуться в ответ на заботу старика.
— Я просто задумалась, Конан. Хотя, возможно, мне бы стоило поискать дворец феи Вивианы. Вспомните, как рассказывал о нем крестный, когда я была совсем маленькой!
— Я не забыл, но не стоит топиться ради того, чтобы туда попасть. Да и в рай эта дорога не приведет! Если вы решите лишить себя жизни, то вы никогда не встретитесь с маленькой Селиной, к тому же совершите большой грех.
Грех! Это совсем не заботило Анну-Лауру. Даже в монастыре она не проявляла рьяного благочестия, но ей не хотелось обижать старого друга.
— Не бойтесь, Конан. Я никогда этого не сделаю. Я вам обещаю.
— И слава богу! Пойдемте лучше к нам. Барба уже, должно быть, развела огонь. Она вам приготовит поесть и постелит постель. Ваш кучер может спать в конюшне.
— Благодарю вас, но раз я больше не могу жить в собственном доме, то нам лучше немедленно отправиться в обратный путь. Скоро рассвет, а я не могу подвергать вас опасности.
— Местных нечего бояться, и вам здесь ничего не грозит. Вас всегда здесь любили.
— Я знаю об этом. Не буду скрывать, я собиралась остаться в замке. Но теперь это невозможно. Если о моем приезде станет известно, вы можете прострадать. Все меняется, и люди тоже…
— Мы с Барбой уже старые. Кого нам бояться в нашем-то возрасте?
— Ничего нельзя знать заранее, И я хочу, чтобы вы остались живы и берегли то, что мне дороже всего на свете.
Разговаривая, старик и молодая женщина поднялись к увитой плющом старой стене, у которой в зарослях была спрятана карета. Высокий мужчина двинулся им навстречу.
— Если госпоже маркизе будет угодно, мы можем выехать немедленно, — заговорил Жоэль Жуан. — Лошади достаточно отдохнули и легко довезут нас до следующей станции.
— О лошадях ты подумал, — укоризненно заметил Конан, — но лучше бы ты позаботился о своей хозяйке, парень. Она-то ни минуты не отдохнула!
— Но скоро рассвет, и нам не стоит здесь задерживаться.
— Мы уезжаем, Жуан! — вздохнула Анна-Лаура. — Пойду попрощаюсь с Барбой. Но потом я обязательно вернусь, — она обняла старика, — и выстрою новый дом.
Анна-Лаура попрощалась с супругами Ле Кальве и, снабженная благословениями, пожеланиями доброго пути и кое-какой провизией на дорогу, маркиза де Понталек села в свою карету, бросив последний взгляд на часовню.
— Мы за ней присмотрим, — сказала Барба, заметив этот печальный взгляд.
Карету тряхнуло, и Анна-Лаура вздрогнула, возвращаясь в настоящее. У нее было странное чувство, что она словно потеряла нечто важное, но очень давнее, относящееся к ее детству, что ей не суждено найти.
Она утратила свои иллюзии, которые ей удавалось сохранять та долго, несмотря ни на что. Теперь они растаяли как дым, как утренний туман, обнажив неприятную и горькую правду.
Анна-Лаура осознала это так остро, слезы помимо ее желания хлынули из глаз, и она разразилась рыданиями. Анна-Лаура плакала и плакала, пока, обессиленная, не сползла на пол кареты, лишившись чувств…
Там ее и нашел Жуан, когда они остановились в первый раз, чтобы сменить лошадей. Он испугался, поспешил уложить ее на сиденье, смочил ей виски водой, поднес к носу нюхательную соль. И Анна-Лаура пришла в себя — Жуан услышал легкий вздох и шепот:
— Мы уже приехали?
— Нет еще.
— Тогда в путь!
Она снова закрыла глаза, свернулась клубочком, словно котенок, и уснула. Жуан нашел покрывало, укрыл ее и так поставил дорожные сундуки, чтобы молодая женщина не упала.
Пока меняли лошадей, он оставался рядом с ней, думая о том, не отвезти ли маркизу, даже против ее воли, к матери в Сен-Мало. Жуан отдавал себе отчет в том, что такой поступок только рассердит молодую женщину, тем более что Анна-Лаура отличалась истинно бретонским упрямством. Знал он и то, что никогда не поступит против ее воли, хотя возвращение в Париж ничего хорошего им обоим не сулило. Жуан мгновение смотрел на тонкое, благородное лицо в обрамлении белокурых локонов, выбившихся из-под черного капюшона, такое трогательное со следами слез и синевой вокруг закрытых глаз. Он поднял изящную ручку и прикоснулся к ней губами. Удостоверившись, что Анна-Лаура надежно устроена, он расплатился за лошадей, выпил одним глотком стакан сидра, который ему с игривой улыбкой подала служанка. Не ответив на ее заигрывания, Жуан забрался на козлы, и карета выехала со двора. Дорога до Парижа была неблизкой, и ему хватило времени обдумать, что предпринять дальше. И у него еще оставалась смутная надежда на то, что маркиза де Понталек, выспавшаяся и отдохнувшая, все же внемлет его доводам и не вернется в Париж. В любой момент, даже у самых ворот столицы, Жуан будет готов развернуть лошадей и отправиться туда, куда она ему прикажет…
В то же самое время в Париже ранним прохладным утром жители двух предместий — Сент-Антуан и Сен-Марсо — собирались по призыву своих вожаков, среди которых был и знаменитый Сантер, пивовар из Сент-Антуана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17