А разве возможен этот министр полиции, который, желая встретиться с кем-нибудь, посылал жандармов?.. И после этого уверял несчастного, ошеломленного в своей нерушимой дружбе?..
— Я так рада увидеть вас снова, госпожа, — сказала Агата. — Я так боялась, когда этот жандарм привез нас сюда!..
Посмотрев на свою горничную, Марианна увидела, что ее щеки еще блестели от слез, а глаза припухли.
— И ты решила, что я выйду оттуда только между двумя жандармами, в цепях, направляясь в Венсен? Нет, моя бедная Агата! Я не являюсь столь важной персоной! Меня заставили приехать сюда только для того, чтобы посмотреть, какая у меня фигура! Надо покориться, дорогое дитя, я больше не возлюбленная императора! Я только княгиня…
И, словно желая показать, до какой степени она унижена, Марианна залилась горючими слезами, приведя в отчаяние несчастную Агату. Она еще плакала, когда карета въехала во двор особняка д'Ассельна, но слезы мгновенно высохли перед открывшимся ее глазам зрелищем: старое жилище было иллюминовано от фундамента до благородного абриса крыши.
Свет свечей струился изо всех, большей частью открытых, окон, позволявших видеть салоны, заполненные цветами и элегантной публикой, увлеченной голосами скрипок. Звуки музыки Моцарта долетели до ошеломленной молодой женщины, которая смотрела, не понимая и спрашивая себя, не ошиблась ли она адресом. Но нет, это был действительно ее дом, ее дом, где отмечалось какое-то торжество, и это были ее лакеи, в парадных ливреях, с канделябрами в руках стоявшие на крыльце.
Такой же изумленный, как и его хозяйка, Гракх остановил лошадей посреди двора и, вытаращив глаза, оглядывался, вовсе не собираясь подъехать ближе или хотя бы спуститься на землю. Но стук окованных железом колес по камням двора оказался сильнее звуков скрипок. Кто — то в доме закричал:
— Она здесь!
За несколько мгновений крыльцо и ступени усыпали женщины в вечерних туалетах и мужчины во фраках, среди которых выделялась остроконечная фигура с бородкой и сияющими черными глазами Аркадиуса де Жоливаля… Но не он первый подошел к карете. От группы мужчин отделился очень высокий человек, исключительно элегантный, из-за легкой хромоты опирающийся на трость с золотым: набалдашником. На его надменном лице холодные синие глаза осветились приветливой улыбкой, и онемевшая от удивления Марианна следила, как монсеньор де Талейран, одним жестом убрав с дороги лакеев, подошел к карете, сам открыл дверцу и, протянув ей затянутую в перчатку руку, громко объявил:
— Добро пожаловать в жилище ваших предков, Марианна д'Ассельна де Вилленев! Добро пожаловать к вашим друзьям-единомышленникам! Вы вернулись из очень долгого путешествия, и мы все собрались здесь этим вечером, чтобы сказать вам, насколько глубоко мы счастливы!
Внезапно побледнев, с блуждающим от волнения взглядом, Марианна смотрела на стоявшее перед ней блестящее общество. В первом ряду она увидела Фортюнэ Гамелен, которая смеялась и плакала, она увидела также Доротею де Перигор в белом и г-жу де Шатеней в уже знакомом сиреневом платье, делавшую приветственные знаки, она увидела еще лица многих других, до сих пор не состоявших в числе ее близких, носивших самые знаменитые имена Франции: Шуазель — Гуфье, Жокур, Ламарк, Лаваль, Монморанси, Бофремон, Латур дю Пин, Куаньи, всех тех, кого она часто встречала на улице Варенн, когда была простой лектрисой у княгини Беневентской. Она мгновенно сообразила, что их увлек сюда Талейран, и не только для того, чтобы поприветствовать ее, но чтобы вернуть ей наконец то место, которое принадлежало Марианне по праву рождения и которое только по несчастью было утрачено.
Вид ярких нарядных платьев, блеск драгоценностей привели ее в замешательство. Марианна вложила в предложенную руку внезапно задрожавшие пальцы и, спустившись, тяжело оперлась на нее.
— А теперь, — воскликнул Талейран, — дорогу, друзья мои, дорогу ее светлейшему сиятельству княгине Саит'Анна, которой от вашего имени и от моего я передаю самые горячие пожелания счастья!
Прежде чем склониться к ее руке, он под аплодисменты всего общества расцеловал Марианну в обе щеки.
— Я был уверен, что вы вернетесь к нам! — прошептал он у нее над ухом. — Вы помните, что я сказал вам в Тюильри в тот бурный день? Вы одна из наших, и вы никогда не сможете ничего изменить.
— Вы считаете, что император думает так же, как и вы Император! Всегда император! Вопреки собственной воле Марианне не удавалось избавиться от неотвязных мыслей о человеке, любить которого никогда и ничто не сможет помешать ей.
Талейран сделал гримасу.
— Может быть, у вас будут некоторые неприятности с этой стороны, однако надо идти, вас ждут! Мы поговорим позже.
С видом триумфатора он подвел молодую женщину к ее друзьям. Мгновенно она была окружена, осыпана поцелуями и поздравлениями, из обильно надушенных розой рук Фортюнэ Гамелен перешла в пахнущие табаком и ирисом руки Аркадиуса де Жоливаля, затем в чьи-то другие. Она безвольно подчинялась, неспособная ни о чем думать. Все это оказалось слишком внезапным, слишком неожиданным, и Марианне трудно было собраться с мыслями. В то время как в большом салоне Талейран провозглашал тост в честь ее приезда, она отвела Аркадиуса в сторону.
— Все это очень трогательно, очень приятно, друг мой, но я хотела бы понять: как вы узнали о моем приезде? Ведь все приготовлено так, словно вы ждали меня?
— А я и ждал вас. Я убедился, что вы вернетесь сегодня, когда принесли это…
«Этим» оказался большой лист бумаги, скрепленный печатью, вид которой заставил быстрее биться сердце Марианны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16