Была зимняя ночь, и стоял лютый мороз, на земле и деревьях лежал толстый снежный покров. И когда они приблизились к горному водопаду, то оказалось, что он неподвижно застыл в воздухе. И тут они увидели, как покатилась по небосводу необычайно яркая звезда, и так началась сказка о жестокосердом Звездном мальчике.
И, едва она подошла к концу, через минуту после того, как Лали перевернула еще одну страницу большой старой книги, уже покорная замухрышка Золушка смывала копоть со своего печального личика и вдруг становилась ослепительной красавицей, но только до двенадцати часов ночи… И вот под фырканье сестер и зевки придворных волшебный башмачок как влитой, вскакивал и облегал ее маленькую грязную ступню, робко вылезшую из деревянного башмака, набитого соломой, и надменный царедворец, сорвав шляпу с перьями со своего курчавого парика, низко склонился перед чумазой девчонкой, только что копошившейся на коленях у закопченного очага. Застенчиво просиявшее лицо Золушки как будто стояло в воздухе, и все сердца наполнялись счастьем торжества ее невозможной, бесконечно далекой от всякой возможности, но все-таки сбывшейся мечты.
Ребятишки помладше ликовали в простодушном восторге от того, что так опростоволосилась злющая мачеха. Эта живучая, вековечная, как Баба-Яга, спутница бесчисленных детских жизней на протяжении тысячелетий. Девочки постарше распрямляли согнутые спины, вздергивали подбородок и очень хорошели. Они были увлечены не меньше мелюзги. Конечно, непохоже это было на то, что видели ребятишки. Сверкающее торжество Золушки светило им не в том, конечно, что Принц ввел ее за руку в парадную дворцовую залу. Нет, ведь это она дала ему силу и волю отряхнуть с себя всю позолоту залы, отбросить весь мусор его придворного и королевского недолговечного величия и, следом за ней, переступить через порог поистине волшебного мира, оставив позади все герцогские мантии и короны, как лоскуты и размалеванные маски ночного карнавала. Одному из всей несметной толпы никчемных, всеми позабытых принцев и королей — ему дано навсегда остаться Принцем, которого ввела в бессмертную сказку Золушка…
Словом, каждый в зале видел все по-своему, и каждому представлялось свое. Но видели все.
Глава 15 МАЧЕХА XXI
Званый вечер с ужином в честь гостей из Центров Связи «Джомолунгма» и «Финстерхорн» подходил к концу.
Робби бесшумно носился вокруг стола, проворно собирал грязные тарелки, на ходу засовывал их, как кенгуру своих детенышей, в сумку у себя на животе. Исчезал на кухне, мгновенно появлялся оттуда снова и, с быстротой и точностью жонглера расставив, почти разбросав по чистой тарелке на каждый прибор, уже с неторопливо торжественностью подносил и ставил новое блюдо.
— Очень, очень вкусно! До чего удивительно приготовлено! — приятно почмокивая, искренне изумлялся Сью-Сиу.
— Хорошо сказано, — самодовольно отзывался Робби и, едва слышно замурлыкав мазурку, с разгону вылетал опять на кухню.
— В самом деле, ваш маленький робот просто чудо! — делая комплимент хозяйке, изысканно-вежливо добавил Финстер.
Мачеха слегка покраснела от удовольствия:
— Очень приятно слышать! Вы знаете, это единственная маленькая роскошь, которую мы себе позволяем — иметь домашнего роботика самого высшего, самообучающегося класса.
— Звукоанализатор у него великолепный. В прошлом году он включил водопровод и поднял тревогу по всему городу. Обнаружив в воде едва заметное отклонение от нормы… Примесь свинца, кажется. А вино? Ему считанные секунды требуются, чтоб определить срок выдержки вина, сорт винограда, место и месяц сбора урожая.
— Он любит, когда его хвалят, — сказала Лали, облизывая сладкую ложечку.
— Лали, воздержись! — Мачеха снисходительно пожала плечами, отчего переливчатые складки побежали по красивой материи ее нарядного платья. — Вечно ты фантазируешь. Ты ведь отлично понимаешь, что электронная аппаратура не может любить или не любить.
— Она хотела сказать, что он положительно реагирует на сигналы одобрения. Это в пределах его схемы.
— Ага-а… — вяло промямлила Лали, не желая спорить. — Но он до чертиков любит самообучаться, и тут иногда прямо рот разинешь.
— Хорошо сказано! — тихонько донеслось из кухни.
Все прислушались. Едва слышно тренькала веселая музыка, потом на мгновение донеслось совершенно явственно:
— Давай соврем? Что тут смешного? — И снова музыка, заглушаемая шумом струи воды и стуком передвигаемых на плите кастрюль.
Мачеха выпрямилась от удивления. Ее тонкие брови взлетели до самой линии прекрасно уложенной прически на лбу.
— Боже мой, что он там болтает? Такого с ним еще никогда не бывало!
— Я же говорю, что это ему нравится, а сегодня весь вечер его расхваливают!
— Но откуда эти глупости? Где он наслушался таких слов?
— А-а! Вероятно, это я виноват! Ведь я захватил его с собой в машину, когда ездил за нашими гостями, — припомнил Ив. — Я думал, он может там, пригодиться! А там этот попугай.
— Вот именно, попугай! — оживленно поддержал Финстер и усмехнулся. — Раз он побывал на террасе в доме, откуда мы отправлялись на осмотр Башни, он и попугая слышал, как все мы. Весьма оригинальный попугай, не правда ли?
Все, вероятно, обошлось бы благополучно, не соверши он при этом непоправимой оплошности. Его последнее «не правда ли?» было обращено, самым дружеским образом, прямо к Лали.
Финстер, смутно почувствовав, что ляпнул что то не из той оперы, с застывшей улыбкой продолжал сидеть, уставясь на Лали.
Мачеха, с бровями, вознесшимися уже так высоко, что они совсем исчезли под челкой прически, тоже пристально на нее смотрела, а сама Лали покраснела до слез так, что на нее смотреть было жалко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55