решили единогласно ни на какое соглашение с Иваном московским не идти, пусть довольствуется условиями Ялжебицкого мира.
По третьему вопросу: создана комиссия для расследования распространения в Новгородской республике фальшивых серебряных денег, в составе: Завойский Олег Иваныч – председатель, остальной народ – на его усмотрение. Срок – две недели.
Писано в месяце марте, лета шесть тысяч девятьсот семьдесят девятого от сотворения мира.

Вот так-то лучше будет!
Встав, Олег Иваныч низко поклонился Господе, поблагодарил за оказанное доверие и заверил высокое собрание в том, что приложит все силы к расследованию этого богомерзкого преступления.
– Со шпынями не церемонься, Олег Иваныч, – отечески напутствовал Феофил. – По-московитски с ними, пытать! Геронтий, кат бывший, – в твоем полном распоряжении, денно и нощно.
– Сделаем! Хорошо б серебришка на оперрасходы.
– Вот те грамота… Получишь в казне. Потом отчитаешься.
Не успел Олег Иваныч в дело вступить, как к вечеру уж и людишки были выловлены по фальшивым деньгам бесчестным. Вощаник Петр да Гришаня, человек софийский. На дворе Петра-то обыском тайник сыскали. А в тайнике том – формы отливные для печатанья денег, так-то! Спрятаны были искусно – видать, опытный Петр-то – в кусок воска заколупал. Ежели б не Сувор, подмастерье честнейший, век бы не сыскали! Да и в кафтане Гришани софийского, опять же по наводке Сувора, пять монет серебряных бесчестных отыскались. Откуда они – то Гришаня не сказывал. Схватили обоих немедля, на законы новгородские не оглядываясь, дело-то спешное – да в поруб, посадничьим именем. Еще Сувор на Гвизольфи указывал, князя Олельковича человека свитского, – да того словить не успели, съехал Михаил Олелькович с Новгорода, не заладилось у него с боярами-то. Отъехал в Киев, тем паче – умер брат его старший Семен, князь киевский, – вполне возможно было на вакантное местечко сесть – так чего теряться-то?
Олег Иваныч явился в посадничий поруб с утра, как узнал об аресте Петра и Гришани. Переговорил с обоими – что Петр, что Гришаня об одном молили – об Ульянке. Одна на усадьбе осталась, как бы чего не вышло. Хорошо б на Москву отправить Ульянку, к сестрице старшей. О том и просил Петр-вощаник… Обещав, кивнул Олег Иваныч, задумался. Не такое простое дело – Ульянку из города выпустить, как бы господа бояре не заартачились, а могли вполне – Ставра послушав. Хоть и в должности государственной теперь Олег Иваныч, да родом не вышел – что скажет Господа – бояре знатные, то и делать обязан! Эх, давно пора боярам хвосты прижать, но пока… Пока, поразмыслив, Олег Иваныч решил действовать тайно. Как освободилось времечко – наведался на усадьбу вощаника, с Олексахой вместе. Зря наведался. Не было девицы на усадьбе, вообще никого не было: ни Сувора, ни другого подмастерья, Нифонтия, пес только дворовый был, Полкан… в кровавой луже лежал, стрелой подстреленный. Эх, Полкане, Полкане… Покручинился Олег Иваныч да плюнул – некогда кручиниться-то, надобно Ульянку сыскивать! Кто б подсказал-то…
Олексаха шепнул, вспомнив:
– Есть, Олег Иваныч, на Федоровском ручье колдунья одна, бабка Игнатиха.
Что за Игнатиха? Да где живет? На той стороне, на Федорова улице. Вспрыгнули в седла, поскакали. Черный забор, покосившийся, местами залатанный, древний. Старый дед на лавчонке, у забора.
– Дедко, бабка Игнатиха, не скажешь, где?
– Куды вам Игнатиха?
– Надобна… для зелья приворотного. Да ты не сомневайся, возьми вот медяшек с десяток. Мало? Вот те еще столько же. В каком-каком доме? Том, низком, за вербою? Видим, видим. Ну, благодарствуем, дед. Обратно пойдем – отблагодарим еще.
Изба была старой. Крытой желтой соломой, покосившейся, вросшей – не по климату – в землю. Под стать избе забор – жерди посгнили, погорбатились, кое-где упали на землю. Ворота кое-как держались еще Божьим словом… а скорее, и не Божьим вовсе…
На конское ржание отворилась, заскрипев, дверь. Высунулась из избы бабка, обликом – истинная ведьма. Кривая, костистая, горбоносая. Левый глаз бель-мастый, правый – смотрит, аж жжет! Насквозь буравит! Одета бабка в хламиду бурую, на главе плат черный с кистями повязан, в желтой руке – посох рябиновый.
Увидев гостей незваных, сощурилась неприветливо:
– Чего надобно, аль просто так зашли, на погибель свою?
– Не на погибель, бабуся, а за делом. Нет ли у тебя, случайно, зелья какого приворотного?
– Не держим такого, – сверкнула колдунья глазом. – Одни травы от лихоманки.
– Хорошо. Давай травы. Оплата по прейскуранту?
– Чего?
– Сколько стоят-то?
– Полденьги пучок!
– А в рот тебе не плюнуть, бабуля?
– Ладно. Отдам за полпула… только всю связку. Жаб сушеных не надобно ль?
– Ну, если только коньяк настаивать. А вообще, пока нет, не надобно. Давай свои травы.
– Ждите!
Захлопнув дверь, бабка Игнатиха скрылась в избе. Долго не показывалась, искала, видно. Рядом с избой сараюха приткнулась дощатая. Олег Иваныч кивнул Олексахе – проведай. Тот ломанулся мигом, тут же и возвратился докладывать.
– Ничего такого, Олег Иваныч, но бельишко кой-какое сушится.
Усмехнувшись, Олексаха поднял зажатый в руке алый лоскут.
– Неужто пионерский галстук? – пошутил Олег Иваныч. – Частичка комунячьей крови. В общем, белая палата, крашеная дверь.
– Плат-то девичий, – не понял шутки Олексаха. – Красивый плат. Бабки таких не носят.
Тут вышла из избы Игнатиха. Шамкнула ртом беззубым, травы пучок протянула.
– И что – полпула за сей гербарий? Ну, бабка, ты в пролете. Чья, кстати, косынка? Да не смотри ты так, нам твое колдовство – тьфу – напрочь по барабану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15