«Вздымай фальконеты! Ядра в жерла!» Но язык пересох от волненья, сердце подпрыгнуло к самому горлу, и захватило дыхание. Он повернулся к Кошкину и увидел, как голова движением руки подал знак сопелям и барабанам.
— Эй, стрельцы астраханцы! — крикнул со встречных стругов все тот же могучий громовой голос. — Стрельцы астраханцы!..
Остальные слова его заглушили гром барабанов и рев сопелей и труб, раздавшиеся на воеводском насаде.
Разин стоял на носу своего переднего струга. Ничего не страшась, он протянул вперед руку. Слов его не было слышно, но все астраханцы и князь Семен вместе со всеми знали, что он говорит…
Ударить из пушек… Сейчас…
— Пушкари! — крикнул стольник.
— Здравствуй, наш батька Степан Тимофе-е-ич!.. — взревели тысячи голосов на астраханских стругах.
— Слава батьке великому атаману!
Несколько стрельцов кинулись на сопельщиков, барабанщиков и трубачей.
— Уймитесь, проклятые! Дайте-ка слушать, что батька кричит!
— Измена! — выкрикнул Кошкин с другой стороны.
Князь Семен оглянулся. Выстрелив, падал в воду стрелецкий сотник. Молодой казак уже на палубе рубился с Яном Ружинским на саблях. Еще казаки, цепляясь крюками, карабкались из челна на струг. По Волге летели челны и челны к воеводскому стругу. В них — люди с пищалями, копьями, топорами. Князь Семен выхватил свой пистоль, нацелился в голову казаку. Казак рубанул, и полковник Ружинский, выронив саблю, рухнул на палубу. В тот же миг князь Семен пристрелил казака, и тот полетел за борт в воду. Стольник бросил пистоль и схватил второй. Вторая пуля уложила еще казака. Князь Семен выдернул саблю из ножен, стал спиной к мачте, чтобы обороняться до самой смерти, но в тот же миг что-то свистнуло над его головой и непонятная сила рванула его с палубы в Волгу. Он захлебнулся…
— Бик зур балык! Большой рыба! — сказал татарин-разинец, на веревке вытащив стольника в челн из воды…
Только тут князь Семен понял, что он был стащен в воду простым татарским арканом. Он кашлял, плевался. Изо рта и из носа его лилась вода.
— Айда, тебя батька зовет, бояр!
Как во сне, глядел князь Семен на свой караван. На стругах еще гремели отдельные выстрелы, но уже травили якоря. С насадов еще тут и там падали в воду тела начальных людей, но над караваном уже, как стаи чаек в небе, летели сотни подброшенных в знак приветствия шапок…
— Уловили птаху, батьке потеха будет! — выкрикнул кто-то, заметив в челне знатного пленника.
Князя Семена подхватили, подкинули вверх, кто-то его поймал, как бревно, перевернули, поставили на ноги.
Связанный князь стоял уже на палубе атаманского струга. С волос, бороды и одежды его стекала вода. Разин глядел на него с насмешкой.
— Жара, князь Семен. А ныне я не купался. Тепла ли вода? — спросил Разин.
— Не балуй, Степан Тимофеич, — угрюмо ответил князь. — Ты мне в руки попал бы — я бы над тобой не глумился. Воля твоя — хошь руби, хошь вешай, а глум дуракам оставь!
Окружавшие их казаки подтолкнули друг друга локтями, ожидая, что Разин не спустит дерзости и срубит к чертям воеводскую голову.
Но Степан засмеялся.
— А ты прав, воевода. Невместно мне ваньку валять! — Он нахмурился. — Казаков моих пострелял? — спросил он.
— На что же в бою пистоли? — сказал князь Семен, взглянув ему прямо в глаза.
— И то, на войне не убойство — рать, — вдруг успокоившись, согласился Степан. — Развязывай, казаки, воеводу. Гостем будешь, князь. Ты меня принимал по-добру, ныне мой черед чарку ставить. Я на берег съеду, а ты тут покуда гость на стругу. Не бойся, никто не обидит… Да платье свое просуши. Казак тебе даст на смену, а то ты — что мокрый петух, не к лицу воеводе…
Степан ловко спрыгнул в поданный челн и поплыл к стрелецкому каравану…


У Черного Яра по высокому берегу пылали костры. Вокруг костров пили, ели. Вздымались и стукались кружки с вином. Стрельцы братались с разинским войском, многие находили своих прошлогодних знакомцев.
С мачты княжеского струга сняли мертвое тело разинского сынка. Из протопоповского сада в Черном Яру оборвали цветы, притащили на гроб казаку. Понесли отпевать в городскую церковь. Протопопу велели служить заупокойную службу о «безвинно замученном воине Тимофее»…
Атаман подошел к мертвецу, скинул шапку.
— Что обещал, то сполнил, Тимоша, — привел мне стрельцов астраханских! — сказал он с печальной усмешкой. — Ведь эк окалечили, черти, мальчонку!.. — добавил Степан, горестно глядя на обезображенное тело любимца, словно по ранам и ссадинам читая страшную повесть его мук. И вдруг заключил: — Смердит. Закопайте скорее. — Он махнул рукою и пошел прочь.
В соборной церкви Черного Яра заупокойным звоном звонили колокола…
Астраханским стрельцам объявили казацкую волю. Велели сойтись на круг — выбирать атаманов.
Проходя по берегу мимо разинского струга, они заметили Львова. Кричали ему в насмешку:
— Эй, князь! Иди с нами на круг, оберем в есаулы!
Львов сидел погруженный в тяжелую думу. Его угнетал позор плена. Угнетало до отчаянья, что, опытный воин, он позволил себя окружить, как волк, попавший в облаву… Гул, говор и песни многотысячного полчища шли мимо него…
Солнце спустилось уже за город и залило небо багрянцем, когда атаман возвратился с берега на свой струг. Он был возбужден удачей. Всегда блестящие глаза его сверкали огнями больше обычного, движения были не по возрасту легки и быстры. Он вскочил из челна на палубу струга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164