свою честь, жизнь, спокойствие и еще многое другое. А ведь сколько мужей оттого только, что не думают об этом, теряют своих жен! Скажите же теперь, ваша милость, умоляю вас, похожа ли эта новелла на проповедь?
Нет, сеньора, отвечу я вам с уверенностью, потому, что я не читаю проповедей на кастильском языке, как это уже становится принятым в обществе, и потому, что рассуждение это пришло мне на ум само собой и я всегда считал его справедливым.
Лисардо не терзался больше мыслью о том, что он утратил Лауру, ибо ему казалось, что никак нельзя назвать утратой близость к тому, что стоило ему стольких лет страданий: ведь если любовные желания, как бы ни выражались они, всегда имеют определенную цель, то если даже эта цель может быть достигнута лишь с помощью мимолетного воровства и под угрозой чужого бесчестия и собственной опасности, к ней все же стремятся и ее достигают.
Лисардо любил, видя, что его поощряют; Лаура, предоставленная свободе и забывшая о собственном долге, не задумывалась о том, к чему приводит подобная вольность. Антандро был их поверенным, а Фениса наперсницей. Влюбленные нежно поглядывали друг на друга в церкви, на улице они обменивались любезностями, за городом вели беседы, а иной раз переговаривались через оконную решетку в то время, когда Марсело спал. Иногда Лисардо становился еще смелее, и тогда Фабио вместе со своим другом, нарушив тишину и спокойствие ночи, пели что-нибудь в таком роде:
Душа моя Белиса,
У глаз твоих прелестных
Должно учиться солнце,
Как свет струить на землю.
Белиса, ты прекрасней
Зари на ясном небе,
Светлей его лазури,
Нежней звезды вечерней,
Которая в долине
У нас теперь известна
Скорее под названьем
Белисы, чем Венеры.
Хотя твоей красою
Я упоен безмерно,
Хочу я славить только
Твой разум несравненный.
Кто отрицать дерзнул бы,
Что вложен провиденьем
Дух ангельски высокий
В твое, богиня, тело?
Я счастлив тем, что стала
Ты госпожой моею.
Хоть жизнь и смерть с собою
Приносит мне надежда:
Жизнь – ибо побуждает
Идти к заветной цели;
Смерть – ибо раздувает
Огонь желаний тщетных.
Слыхал, моя Белиса,
Я жалобы нередко,
Что для людей проходит
Чрезмерно быстро время.
А я грущу при мысли,
Что время так неспешно,
Что для меня годами
Оно стоит на месте.
Любовникам так часто
Служил Тантал примером.
Но мне в моей высокой
Любви сравниться не с кем.
Затем, что в целом мире
Я только ей владею,
Что все мои деянья —
Лишь в тайных помышленьях.
Любовь меня сковала
Цепями так надежно,
Что я, хоть цель и близко,
Не досягаю цели.
Кто перенес, Белиса,
Чистейший перл небесный.
Тебя в долину нашу
Из царства сновидений?
Ведь стоит мне подумать,
Что стала ты моею,
И я, очнувшись, вижу.
Что ты, как сон, исчезла.
Любовь моя родилась
На свет с твоим рожденьем.
О госпожа, с тобою
Она росла и крепла.
Теперь она огромна,
Но ей, равно как прежде,
В моей груди просторно,
В твоей же – слишком тесно.
Надежда мне приносит
Лишь новые мученья:
Последнее теряешь,
Ее посулам веря.
Ах, чем сильней желанья,
Тем призрачней надежда:
Она в них утопает,
Как в море неисчерпном.
Как мало упований
Из бездны их извлек я!
Недаром тот, кто любит,
Всегда недолговечен.
Белиса, я не в силах,
Покуда мы не вместе,
Ни быть влюбленным больше,
Ни встречи жаждать меньше.
Так жил, питаясь надеждами, Лисардо, порою веселый, а порою и грустный. Лаура, получая от него письма и другие знаки внимания, то отдаляла его от себя, то внушала ему уверенность; и все свои сомнения и желания он выразил однажды в таких стихах:
Нет, не думай, мысль, что мне
Ты наносишь оскорбленье:
Я тебе за поношенье
Лишь признателен вдвойне,
Ибо вправе ты вполне
В гневный спор со мной пускаться,
Если ветреной казаться
Мною ты принуждена:
Ведь надежда не дана
Тем, что к цели не стремятся.
Ты и я теперь полны
Столь высокою мечтою,
Что друг к другу мы с тобою
Ревновать подчас должны,
Хоть мы все-таки дружны,
Ибо с помощью твоею
Ею я во снах владею.
Ты ж, в бесстрастии своем,
Мне упрек бросаешь в том,
Что ее я вожделею.
Обвинением таким
Вновь отсрочен миг счастливый,
Как ни рвусь, нетерпеливый,
Я скорей упиться им.
Так жестоко я томим
Этой долгой мукой крестной,
Лишь тебе одной известной,
Что не будь ты – мысль моя,
Не отважился бы я
В ней тебе признаться честно.
Втайне я свершить страшусь
То, чего желаю страстно;
Ожиданием напрасно
Обмануть себя я тщусь;
Я колеблюсь и бешусь,
Хоть решил без колебанья
Домогаться обладанья
Тем, чего алкать устал.
Ибо я, как царь Тантал, —
Пленник своего желанья.
Огорчительней всего,
Что награды избегает
Тот, кто счастья достигает.
Но не заслужил его.
Из-за горя моего
Веря в то, в чем ложь я чую,
Я болезнь на миг врачую,
Чтобы заболеть опять
И лишиться сил желать,
Хоть еще желать хочу я.
За былое, госпожа,
Ты сполна воздашь мне скоро
Той тревогою, в которой
Я живу, тебе служа.
Смерть зову я, то дрожа,
То с отчаяньем холодным
В лабиринте безысходном,
Ибо выхода назад
Я не нахожу, хоть рад
Был бы снова стать свободным.
В этих стихах Лисардо был менее почтителен и любезен, чем в других случаях, так как в них он вел разговор со своей мыслью. Итак, он признавался, что старался найти выход, как если бы не был знаком со словами Сенеки, который говорил, что попасть в лабиринт любви легко, а выбраться из него трудно. Не знаю, может ли служить извинением нашему кабальеро мнение величайшего из философов,[19] утверждавшего, что любовь не имеет целью обладание любимым существом, но вместе с тем не может без этого жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14