Нельзя ль взглянуть на твой платоновский прообраз?
Йоран Перссон. Смею ли я просить моего высокочтимого друга не потешаться над тем, что должно быть свято для каждого благородного человека…
Эрик. А ты негодяй, Йоран!
Йоран Перссон. Был прежде, теперь не тот; но знаю, если она меня покинет, я стану прежним!
Эрик. Прежним! Йоран – Дьявол из «Сизой голубки»!… «Под злата звон, под гром булата…»
Йоран Перссон (показывает на ширму). Ш-ш! Не буди страшного прошлого… я был зол тогда, потому что никто меня не любил…
Эрик. И что ты мелешь, Йоран! Неужто ты веришь, что она тебя любит?
Йоран Перссон. Что? Что ты сказал? Кто наговорил тебе? Кто? Кто?
Эрик. Постой! О чем ты? Я ничего не знаю, сказал наобум, ведь нередко так бывает.
Йоран Перссон. Не задевай этой струнки, Эрик, не то дьявол снова сойдет в мою душу, где я недавно поставил небольшую капеллу неведомому Богу…
Эрик. Ха-ха-ха!
Йоран Перссон. Да, странная вещь – любовь, она будит в нас память о детской вере…
Эрик. Гм!
Йоран Перссон. Ну и смейся!
В дверь стучат.
Открыть?
Эрик. Пожалуйста! Есть только один человек на свете, с которым мне бы не хотелось встретиться.
Йоран Перссон вопросительно смотрит на него.
Это отец Карин! Солдат Монс!
Йоран Перссон (отпрянув от двери). Солдат Монс!
Монс (решительно входит, сперва не узнает короля, подает бумагу Йорану). Прочтите, господин секретарь, сделайте милость. (Узнает Эрика, смущается, потом медленно стягивает каску.) Король! Надо бы на колени пасть, но не могу я, видит бог, хоть вы меня режьте. (Пауза.) Рубите голову с плеч, коли честь отняли!
Эрик. Твоя честь, Монс, может быть восстановлена…
Монс. Это если замуж ее за кого выдать? С тем-то я в аккурат и пришел.
Йоран Перссон. Речь не о том… Что думаете вы о поведении герцога Юхана и о приговоре?
Нильс Юлленшерна. Герцог Юхан возмутил Финляндию и Польшу против своего отечества и справедливо приговорен риксдагом к смертной казни. Король Эрик его помиловал – и это делает честь сердцу короля.
Йоран Перссон. Хорошо же! Но что тогда вы скажете о замысле вдовствующей королевы вместе с дворянами, которые хотят торжественно встретить злодея, когда его будут тут провозить?
Нильс Юлленшерна. А то и скажу, что они делаются приспешниками злодея и должны разделить его участь.
Йоран Перссон. Особа вдовствующей королевы, разумеется, неприкосновенна, но Стуре и прочие – дело иное. Как только станет ясно, что они хотят чествовать злодея, я прикажу их арестовать тут же, при входе на мост. В рыбачьей хижине засели мои люди. Но нам важно, чтобы вы, один из государственных мужей и родственник Стуре, поддержали наше предприятие.
Нильс Юлленшерна. Долг свой я исполню, но беззакония не поддержу…
Йоран Перссон. Все будет по закону, риксдаг осудит Стуре точно так же, как осудил он герцога Юхана.
Нильс Юлленшерна. Тогда я согласен, но сперва поглядим, посмеют ли эти господа открыто, при мне, переметнуться к предателю. Я жду невдалеке, дайте мне сигнал, выстрелите, и я тотчас же тут буду. Прощайте покамест!
Йоран Перссон. Постойте. Всего одно слово, Юлленшерна! (Идет за ним следом.)
Сторож (выходит из сторожевой будки вместе с Педером Веламсоном). А по мне, господин хороший, лучше всего тут подойдет пила!
Педер Веламсон. Пила?
Сторож. Она! Подпилить мостовые балки, а при входе на мост часового поставить. Пойдут господа герцога встречать, а часовой им – «не ходите на мост!». Негромко так, и всего-то разок. Они, ясное дело, не послушают, мост рухнет, и всем им конец.
Педер Веламсон. Так тоже можно, только возни много; да многие и плавают отменно. Вот я на днях одного прапорщика, Монса, топил. Сунули мы его, как котенка, в мешок, ноги ему заковали, груз привесили. И – виданное ли дело! – всплыл не хуже речной выдры, и пришлось глушить его дубьем, как налима к крещенью глушат.
Сторож. А-а, стало быть, это ты с Монсом-то разделался…
Педер Веламсон. А то!
Сторож. Чистая работа! Концы в воду – и поминай как звали. А то ведь от судов этих да следствий – толку мало, правда – она что дышло, любого каналью обелить можно, ежели к делу умеючи подойти. Прокуратор наш – тоже малый не промах, да уж больно охоч он бумагу марать…
Педер Веламсон. Не всегда, не всегда. Но с герцогом тут и впрямь все должно быть честь по чести…
Сторож. А герцогиня-то, полька, с ним, что ли?
Педер Веламсон. Нет, говорят, она после, сама по себе пожалует…
Сторож. Ну-ну… Грипсхольм – он большой, стены толстые, так что и не услышишь, что внутри деется.
Йоран Перссон (входит). Педер Веламсон!
Педер Веламсон. Прокуратор!
Йоран Перссон. Стань на страже и никого на мост не пускай; герцог с другой стороны едет.
Педер Веламсон. Будет исполнено!
Йоран Перссон. Сторож! Гляди во все глаза и все запоминай, будешь свидетелем.
Сторож. Свидетелем? А кое-кто скажет – это уж верно, – что я все вру!
Йоран Перссон. Это мое дело. А ты делай свое! Тс-с! Идут! По местам! (Уходит в глубь сцены направо.)
Сванте Стуре, Нильс Стуре, Эрик Стуре, дворяне, свита, несут венки и букеты. Нильс Стуре несет большой венок, украшенный герцогскими гербами и золочеными сплетенными вензелями Ю и К.
Сванте Стуре (Нилъсу Стуре). Повесь этот венок на мосту, чтобы путь в тюрьму нашего родича и друга прошел как бы через триумфальную арку (разглядывает венок). Ю – Юхан, К – Катарина!
Нильс Стуре. Но К может означать и герцога Карла!
Эрик Стуре. Тише ты!
Сванте Стуре. Дети, не шумите! Пусть же торжественность минуты взывает к миру, когда бушуют братоубийственные распри и воскресают раздоры Фолькунгов. Не замок ли Нючёпинг видим мы вдали?
Нильс Стуре. Нет, это Готуна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17