— Не темни, Мыльный. Что тебя тревожит, кроме ностальгии по Ривьере? Что тебя гложет?
— Ничего.
— Неправда. И нечего притворяться, я вижу.
Ее тон убедил Мыльного, что дальнейшее упорство будет иметь тяжелые последствия. Их супружеская жизнь напоминала воркование двух влюбленных голубков, но иногда приходят минуты, когда голубка готова взорваться не хуже динамита. Он колебался, он знал, как она это воспримет, но все же решил сказать.
— Что ж, если хочешь знать, я думаю, не сваляли ли мы дурака с Шимпом.
Он оказался прав. В Долли заклокотало все ее женское негодование. В глазах появился недобрый огонек, словно она опять готова ударить частного детектива рукояткой пистолета.
— Ты сошел с ума!
— Просто предположил.
— Связываться с этой бациллой? С его тридцатью процентами?!
— Знаю, знаю. Тридцать процентов — это мало.
— Это мерзко!
— Все равно, ты сама знаешь, какой он хитрый. У него может быть какой-то свой план насчет этого жемчуга. Хорошо мы будем выглядеть, если он нас обскачет! Надо бы пойти на мировую.
Долли испытывала в этот момент те чувства, которые испытал бы при Ватерлоо герцог Веллингтонский, если бы скомандовал «Гвардейцы, за мной!», и обнаружил, что гвардейцы что-то не в настроении. Дело ясное, Мыльный струсил. Она постаралась говорить спокойно, как с непослушным ребенком.
— Дорогой, не надо так думать.
— Возможно, он что-то знает.
— Я тоже что-то знаю.
Мыльный просветлел. По натуре скромный, он понимал, что его потолок — продажа несуществующих акций, но глубоко верил в гениальность своей жены.
— У тебя есть план?
— Да, и самый лучший!
— Почему же ты молчала?
— Я ждала, пока она приедет.
— В чем он заключается?
Звук гонга прервал их совещание. Долли встала и направилась к двери.
— Позже расскажу, — бросила она. — Еще не время.
3
Грейс сидела во главе стола в глубоком удовлетворении. Она уже пропустила два коктейля, и они возымели свой обычный эффект, утвердив мысль, что она живет в лучшем из возможных миров.
Ей казалось, что все складывается как нельзя лучше. Сомнения относительно Монти ее больше не тревожили. Короткий разговор с Шерингемом Адэром убедил ее, что Лльюэлин был без нее тих и послушен. Ко всему прочему, ее согревала мысль о том, что сейчас происходит в Шропшире.
Когда она оттуда уехала, еще ничего не произошло, так как Мэвис решила перенести нежную сцену на вечер, когда она сможет надеть платье с низким вырезом. Но осталось недолго ждать того телефонного звонка, который принесет ей известие, что Джеймс Пондер собирается стать ей зятем; и от этого ей становилось лучше.
До того, как она его увидела, сердце ее было неспокойно — она еще боялась, что это тот человек в очках, который с присвистом ест суп. Но и одного взгляда было достаточно, чтобы рассеять последние страхи. Глаза Джеймса Пондера светились, как и глаза Мэвис, и на них не было никаких стекол. К обеду опасения окончательно рассеялись. Она специально села рядом с ним, и внимательно слушала, когда он ел суп, но не смогла услыхать ни одного неподобающего звука. Юноша в Каннах напоминал водопад, с шумом разбивающийся о гальку, тогда как Джеймс Пондер не подавал и намека на какие-либо звуковые эффекты.
Чем больше она смотрела на него, тем больше проникалась благодарностью. Ее крошка, как часто бывает теперь, могла бы привести в дом существо с бородой и длинными волосами, в сандалиях, без денег и без знатной родни. Вместо этого явился хорошо одетый племянник графа, бреющийся дважды в день, обутый по последней моде, да к тому же учредитель одной из ювелирных фирм. «Просто крышу сносит», могла бы она сказать, если бы была знакома с таким выражением.
Оставалось только подождать телефонного звонка, который и раздался до конца трапезы. Телефон, как водится во всех приличных английских домах, был распложен в самом неудобном месте, рядом с парадной дверью, и Грейс выпрыгнула, чтобы взять трубку. Немного ранее мы говорили о проворности Айвора Лльюэлина, когда тот направил свои стопы поближе к черному ходу и подальше от полиции, но по сравнению с Грейс он просто еле передвигал ноги. В воздухе послышался свист, и ее уже не было.
Ничто не может порадовать летописца больше, чем возможность рассказать во время образовавшейся паузы об оживленной беседе, которая так оживляет застолье. Все составляющие были в наличии. Мистер Лльюэлин знал сотни историй о жизни Лльюэлин-Сити. Монти мог развлечь воспоминаниями о клубе «Трутни». Долли и Мыльный могли внести свою лепту, порассуждав о деловом мире Америки.
Но, как ни обидно, приходится сообщить, что в отсутствии хозяйки, по одному очень меткому выражению, царила тишина. Мистер Лльюэлин пребывал в задумчивости после недавней беседы с Шимпом, которая стоила ему десять фунтов, так как именно столько запросил сыщик за пирог со свининой. Монти размышлял, как бы ему, никого не обидев, освободиться от обязательств по отношению к Гертруде. Долли и Мыльный были в глубоком раздумье: она размышляла над своим планом, он — строил догадки, что же это за план. Когда Грейс вошла, ее взорам предстало то, что могло вполне сойти за собрание восковых фигур.
— Это Мэвис, — сказала она.
— А? — неприветливо откликнулся Лльюэлин, все еще думая о пироге со свининой.
— Я хочу, чтобы вы присоединились к моему тосту!
Мистер Лльюэлин, чей стакан был наполнен водой, издал недобрый смешок.
— За Мэвис и Джеймса!
— Какой еще Джеймс?
— Джеймс Пондер. Неужели ты забыл? Мы виделись в Каннах.
— Такой, с усиками?
— Да. Мэвис только что с ним обручилась. Послезавтра она привезет его сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44