– закричал более решительный патриот.
– Шесть тысяч шестьсот! – возразил бакалейщик.
– Семь тысяч! – вскричал кондитер с улицы Хемлинг, Жан Орбидек, наживавший себе состояние на сбитых сливках.
– Продано! – вскричал бургомистр ван-Трикасс, видя, что никто больше не набавляет.
И таким образом кондитер Жан Орбидек стал главнокомандующим кикандонскими войсками.


Глава 12 Где препаратор Иген высказывает разумное мнение, отвергнутое, однако, доктором Оксом


– Итак, учитель? – говорил на следующий день препаратор Иген, наливая ведрами серную кислоту в корыта своих огромных батарей.
– Итак, – повторил доктор Окс, – не был ли я прав?
– Без сомнения, но...
– Но?..
– Не находите ли вы, что дело зашло слишком далеко и что не следует возбуждать этих бедняг сверх меры?
– Нет! Нет! – вскричал доктор. – Нет! я дойду до конца!
– Как хотите, учитель; во всяком случае, этот опыт кажется мне решающим, и, я думаю, уже пора...
– Что пора?
– Закрыть кран.
– Вот еще! – воскликнул доктор Окс. – Попробуйте только, и я задушу вас!


Глава 13 Где доказывается снова, что с высоты легче управлять человеческими слабостями


– Что вы говорите? – спросил бургомистр ван-Трикасс советника Никлосса.
– Я говорю, что эта война необходима, – твердо ответил советник, – и что настало время отомстить за нашу обиду.
– Ну, а я, – едко ответил бургомистр, – я вам повторяю, что если население Кикандона не воспользуется этим случаем восстановить свои права, оно покроет себя бесчестьем.
– А я вам объявляю, что мы должны немедленно двинуть армию на врага.
– Прекрасно, сударь, прекрасно! – ответил ван-Трикасс. – И вы это говорите мне?
– Именно вам, господин бургомистр, и вам придется выслушать правду, какова бы она ни была.
– Сначала ее выслушаете вы, господин советник, – отпарировал ван-Трикасс вне себя, – ибо она выйдет скорее из моих уст, чем из ваших! Да, сударь, да, всякое промедление было бы позорным. Вот уже девятьсот лет, как город Кикандон ожидает момента отомстить, и что бы вы там ни говорили, подходит это для вас или нет, но мы дойдем на врага!
– Ах, так! – яростно возразил советник Никлосс. – Ну, сударь, мы пойдем и без вас, если вам не хочется идти.
– Место бургомистра в первых рядах, сударь.
– Место советника тоже, сударь.
– Вы оскорбляете меня! Вы противоречите моему приказу! – вскричал бургомистр, сжимая кулаки.
– Это вы меня оскорбляете, вы сомневаетесь в моем патриотизме! – вскричал Никлосс, сам становясь в боевое положение.
– Я вам говорю, сударь, что кикандонская армия выступит не позже чем через два дня!
– А я вам повторяю, сударь, что и сорока восьми часов не пройдет, как мы двинемся на врага!
Нетрудно заметить, что оба собеседника защищали одно и то же: оба хотели битвы; но возбуждение заставляло их спорить. Никлосс не слушал ван-Трикасса, ван-Трикасс – Никлосса. Два старых приятеля обменивались свирепыми взглядами. Они готовы были броситься друг на друга.
К счастью, в эту минуту раздался звон башенных часов.
– Час настал! – воскликнул бургомистр.
– Какой час? – спросил советник.
– Идти на сторожевую башню.
– Верно. И нравится вам это или нет, но я пойду, сударь – Я тоже.
– Идем!
– Идем!
Из этих слов можно было бы заключить, что башня – место, назначенное ими для дуэли, но все объяснялось проще. Бургомистр и советник, два главнейших чиновника города, должны были подняться на башню и осмотреть окрестные поля, чтобы выбрать подходящие позиции для войск.
Несмотря на то что оба желали одного и того же, дорогой они не переставали ссориться и осыпать друг друга оскорблениями. Раскаты их голосов были слышны на улицах, но никто не обращал на них внимания, так как в это время в городе спокойный человек показался бы чудовищем.
Когда бургомистр и советник подошли к башне, они разъярились до крайности. Их лица из малиновых превратились в мертвенно-бледные – ведь бледность есть признак гнева, дошедшего до последних пределов.
У подножия узкой лестницы произошел настоящий взрыв. Кто войдет первым? Кто первым поднимется по ступенькам винтовой лестницы? Истина заставляет нас сказать, что здесь произошла драка и что советник Никлосс, забывая все, чем он был обязан своему начальнику, с силой оттолкнул ван-Трикасса и первым устремился наверх.
Оба поднимались, толкаясь, прыгая через четыре ступени и не переставая браниться. Страшно было подумать, что может произойти на вершине башни, возвышавшейся над мостовыми города на триста пятьдесят семь футов.
Однако противники скоро запыхались и на восьмидесятой ступеньке уже еле шли, тяжело дыша.
Но что за странность: они внезапно перестали ссориться и чем выше поднимались, тем молчаливей становились. Возбуждение их уменьшилось и кипение в их мозгу прекратилось, как в кофейнике, отставленном от огня. Почему бы это?
На это «почему» мы не можем дать ответа, но, достигнув одной из площадок, в двухстах шестидесяти шести футах над уровнем города, противники уселись и взглянули друг на друга без всякого гнева.
– Высоко! – сказал бургомистр, вытирая платком красное лицо.
– Очень высоко, – ответил советник. – Знаете, мы на четырнадцать футов выше колокольни святого Михаила в Гамбурге!
– Знаю, – ответил бургомистр с выражением тщеславия, простительным для первого чиновника в городе.
Отдохнув, они продолжали восхождение, кидая любопытные взгляды сквозь бойницы, проделанные в стенах башни. Бургомистр теперь шел впереди, и советник не сделал ни малейшего возражения. На триста четвертой ступеньке ван-Трикасс совсем выбился из сил, и Никлосс любезно подтолкнул его в спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17