Да что там! Если быть откровенным — а наедине с самим собою отчего бы и не позволить себе такую роскошь? — еще годик-другой, и с таким трудом возрожденная Федерация рухнет.
Если не принять меры.
Пухлые пальцы вертели и мучили уже почти открученную третью сверху пуговицу. Блеклые водянисто-голубые глаза замерли, впившись взглядом в висящий над камином портрет.
Официальный. Класса "А", категории «Для резиденций». Два с половиной метра в ширину, шесть в высоту. Монстр среди портретов, самой величиной своей оскорбляющий эстетическое достоинство любого порядочного человека. Помпезная гадость. Но ничего не поделаешь. Размеры загнанного в палисандровую раму чудища утверждены специальным постановлением правительства и ратифицированы Ассамблеей. Протестовать не приходится.
Парус, а не портрет. И человек, изображенный на парусе во весь рост, — не просто человек, а…

…Мы,
волею избравшего нас народа,
Его Высокопревосходительство,
Пожизненный Президент,
Верховный Главнокомандующий,
Координатор Федерального Кабинета Министров,
Первоприсутствующий Галактической Ассамблеи,
Милостию Господней всех святынь Попечитель,
Председатель Земного Шара,
Протектор Внешних Миров,
Четырежды Герой Галактики,
Спаситель человечества,
Восстановитель Федерации,
и прочая,
и прочая,
и прочая…

Вот кто изображен во весь рост на пятнадцати квадратных метрах парусной холстины.
Он сам.
Даниэль Александрович Коршанский, по прозвищу «Дед».
В пятнистом комбинезоне.
В десантных сапогах со шнуровкой.
Подтянутый.
Бронзово-загорелый.
Серебряно-седой.
Почти юный, как и определено декретом правительства «О некоторых мерах по дальнейшей объективизации отображения образа Его Высокопревосходительства средствами станковой живописи, зодчества и искусства макраме» от 14 августа 2357 года.
Помнится, он противился принятию этого документа, полагая его не отвечающим текущему моменту, но, оставшись в подавляющем меньшинстве, вынужден был уступить мнению Кабинета…
В левом виске пульсировала жилка, и это мешало.
Мысли путались, перескакивали с пятого на десятое, всплывали обрывки давних и недавних событий, тянулись к горизонту темные силуэты зданий, высились над ними крепостные стены гнедого кирпича, вспыхивали на солнце и падали вниз готические шпили, некрасиво опутанные колючей проволокой…
Там, на холсте, ему немногим больше сорока. Максимум пятьдесят. Он успел поседеть, но старость все еще представляется чем-то таким, чего никогда не случится. Во всяком случае, с ним, коммандант-генералом Даниэлем Коршанским. Таким был он к исходу Третьего Кризиса.
В ту осень, когда старый индеец, один из немногих спасенных узников киевского гетто, назвал командующего Особым корпусом Посылающим Вьюгу и предсказал: ты будешь вождем.
А потом грянул октябрь.
…Пылал закат над пепелищами бункеров, продезинфицированных из огнеметов. Багровым светом озарены были баржи, битком набитые еще не рассортированными пленными. Лучи прожекторов гуляли по темной медленной воде. Беззвучным заревом полыхали осколки окон, брови горбатых мостов изумленно изгибались над глянцем каналов, и ветер шуршал по наждачной брусчатке желтыми листьями, гнал их вдоль пустынного проспекта, раскачивая на ходу продолговатые тюки, свисающие с ветвей. Их было много. По приказу Верховного каждого пятого кончали на месте.
Именно после той показательной резни самые ушлые из паханов уразумели: времена изменились. Новое руководство уже практически не существовавшей Федерации показало зубы, и смотрящих пробил холодный пот при виде плотины трупов, перегородившей Неву. Впервые за полтора десятилетия Третьего Кризиса толковище запросило перемирия. Но в те дни, окрыленный первыми успехами, он еще отказывался от переговоров.
Время компромиссов пришло позже.
…Висок выматывающе ныл.
И пятидесятилетний Даниэль Коршанский, не ведающий, что такое хворобы, свысока глядел на себя самого, рыхло обмякшего в кресле. Он пока что не ведал, что романтика не приносит дивидендов и что очень скоро ему придется, сменив привычный камуфляж на визитную тройку, сесть за круглый стол с весьма непривычными партнерами…
«Господа Алеко Энгерт и Вито Гулевар с сопровождающими!» — звякнул вдруг в воздухе тенорок секретаря, уже полвека не угасающий в укромных закоулках памяти. А в ответ, эхом, его собственный хрипловатый баритон: «Добро пожаловать, господа. Весьма рад!»
Да, так оно и было.
Двое в смокингах, поклонившись, уселись в указанные начальником протокола кресла, а под гобеленами, набычившись, встали слоноподобные существа, в протоколе встречи изящно поименованные помощниками. Впрочем, ни на них, ни на «невидимок», держащих оружие на взводе, главные действующие лица внимания не обращали.
Алеко Энгерт и Вито Гулевар, в миру Ангел и Карабас, очень долго добивались встречи без галстуков, они серьезно подготовились к ней, и, надо признать, им удалось произвести вполне благоприятное впечатление.
Даже Тахви, не скрывавший, что предпочел бы видеть обоих на кольях перед резиденцией, ознакомившись с записью беседы, признал: да, возможно, над этим стоит подумать.
Ибо господа Энгерт и Гулевар, именуемые отныне Компанией, выразили согласие предоставить все ресурсы, находящиеся под их контролем, в распоряжение законных властей и сделать все от них зависящее во имя скорейшего обуздания уголовного беспредела, угрожающего самому существованию человечества.
Со своей стороны, законные власти Галактической Федерации в лице Его Высокопревосходительства господина Коршанского подтвердили объявление вышепоименованным лицам полной и абсолютной амнистии, легализации реально принадлежащей им собственности и предоставление Компании исключительных экономических привилегий в посткризисный период…
С того дня высокие договорившиеся стороны строго придерживались духа и буквы достигнутых соглашений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20