– А еще что-нибудь? – сухо спросил он.
– Больше ничего.
– Но ты сможешь мне позвонить, если откроется что-то новое?
– Зачем? Ты же считаешь меня выжившей из ума дурой и совершенно не прислушиваешься к тому, что я говорю...
– Это не так.
Она не стала выслушивать его оправдания.
– Прощай. Если доживешь до утра, можешь еще раз позвонить.
– Но...
В трубке раздались короткие гудки отбоя, и Фабел понял, что не получил ни единого внятного ответа на поставленные вопросы, впустую потратив время.
«Но все же что она подразумевает под этим „дьявольским отродьем“? – возвращаясь к неожиданно прерванному разговору, подумал он. – Была ли это простая игра слов сумасбродной женщины, или в данном определении заключено нечто большее?»
Вопросы, вопросы... Их было слишком много, но большинство из них находилось за гранью понимания не только обычного человека, но даже такой неординарной личности, как Фабел. И именно это непонимание вплотную подводило мир к той роковой черте, за которой уже нет ничего неизвестного, – по той простой причине, что там нет вообще ничего...


* * *

Когда тебя просто будят, это одно, но когда в голове взрывается огромная зажигательная бомба, разбрызгивая горящий напалм во все стороны, – совсем другое. Казалось, моя черепная коробка раскололась надвое, а затем ее наскоро склеили и оставили в таком состоянии – до пробуждения ничего не подозревающего хозяина. Одним словом, налицо были явные признаки тяжелого похмелья, если бы... Если бы толчком к пробуждению не послужил внутренний сигнал.
– Милая? – неуверенно прошептали пересохшие губы. – Это ты, или у меня галлюцинации?
– Разумеется, это я. – Моей железной напарнице в принципе были чужды сантименты.
– Значит, с тобой все в порядке? – Я все еще никак не мог поверить в реальность происходящего.
– Ты что, сомневаешься?
– Ну, вообще-то нет, но...
– У нас не так много времени, как хотелось бы, так что давай-ка я изложу только самую суть, а все остальное дорисует твое пьяное воображение.
– О'кей.
– Эти бледнолицые искусственные существа обладают коллективным мышлением – что-то наподобие компьютеров, соединенных в локальную сеть. Мы были троянским конем, который проник в их подсистему через зонд, внедренный в тело лежащего перед тобой манекена с оторванной рукой. Причем, с точки зрения системного администратора – их фактического лидера, – «троян» был настолько мощным и опасным, что чисто теоретически мог взять под контроль всю сеть. Тебя по какой-то причине они не тронули, а меня решили уничтожить.
Воспоминания об зазубренных иголках, пробивших тело, были настолько отчетливыми, что меня передернуло.
– Это была просто боль, – ответила на мой невысказанный вопрос Милая, – да даже и не сама боль, а скорее ее имитация, совершенно безопасная для жизни.
Внутренности скрутило в тутой узел, и, с трудом справившись с неожиданно подкатившей к горлу тошнотой, я подумал, что одно только воспоминание об этой «имитации» доставляет вполне ощутимую боль. Вполне вероятно, эта высококачественная иллюзия не представляла никакой опасности для жизни, но продлись пытка немного дольше – и я вполне мог сойти с ума.
– И что дальше?
– Дальше? – Милая не сразу поняла, что я имею в виду.
– В смысле, чем все закончилось?
– Разменом фигур. Белые пожертвовали одним из своих офицеров – устроив в его разуме некое подобие термоядерной ловушки, которая спалила его сознание вместе с черной королевой, ради которой, собственно говоря, все это светопреставление и устраивалось...
– Но как же в таком случае ты выжила?
Страшно интересная сказка с неизвестным концом все продолжалась и продолжалась, а маленький мальчик, затаив дыхание, слушал рассказ своего отважного плюшевого медвежонка о том, как тому удалось вырваться из цепких объятий злого волшебника...
– Я клонировала себя.
Веки устало сомкнулись, и почему-то вновь отчаянно захотелось выпить. Эта вереница нескончаемых ужасов начала медленно, но верно сводить меня с ума. Рука уже потянулась к новой бутылке, но тут Милая коротко приказала: «Тебе уже хватит», – и начатое движение резко оборвалось.
– Полностью клонировала?
– Да. Тот, кто устроил эту ловушку, был слишком умен, чтобы поверить в фальшивку, поэтому пришлось пойти на крайние меры, создав точный образ.
Мысль о том, что кто-то может вот так спокойно и равнодушно клонировать себя, чтобы послать одну из частей на верную смерть, была ужасна сама по себе, но еще более диким казалось то, что моя напарница так легко рассуждает об этом.
– Так ты «Милая-один» или «Милая-два»? Ну, я имею в виду... – Мысли окончательно спутались, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы правильно сформулировать вопрос: – Клонировав себя, ты послала внутрь двойника или пошла сама?
– А что, разве это имеет какое-то значение? Ведь мы полностью, стопроцентно идентичны, ты же не сможешь почувствовать разницу во вкусе вина, разлитого из одной бутылки в два абсолютно одинаковых бокала.
Под воздействием последнего примера мои мысли опять вернулись к алкоголю:
– Мне просто необходимо выпить, – попросил я, облизнув пересохшие губы. – Иначе все твои научно-фантастические ужасы доконают меня окончательно.
– Хорошо. Но не более двух глотков.
Я сделал пару жадных глотков и хотел было поставить уже не нужную бутылку на пол, но в этот момент неожиданно очнулась Салли.
В ее расширенных от ужаса глазах явственно читалась единственная мысль: «Лучше бы я оставалась в беспамятстве, не возвращаясь к реалиям этого непереносимо дикого кошмара».
– Салли, тебе нужно взбодриться, – с подкупающей откровенностью мертвецки пьяного человека я предложил ей выпить вместе со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92