Бернард Корнуэлл
Тигр стрелка Шарпа


Шарп Ц 1



Бернард Корнуэлл
Тигр стрелка Шарпа
Ричард Шарп и осада Серингапатама, 1799 год

«Тигр стрелка Шарпа» – Мюир Сазерленд и Малкольму Крэддоку, с благодарностью




Глава первая

Странно, думал Ричард Шарп, в Англии стервятников, похоже, нет. Он их, по крайней мере, не видел. И отвратительные же твари! Ни дать ни взять, крысы с крыльями.
Шарп много размышлял о стервятниках, и времени для размышлений хватало, потому что он был солдатом, рядовым, и по большей части за него думала армия. Армия решала, когда ему вставать, когда спать, когда есть, когда шагать в строю, а когда сидеть и ничего не делать. Именно этим он чаще всего и занимался – сидел и ничего не делал. Шевелись, поторапливайся и убивай время – такой в армии порядок. Шарп был сыт этим порядком по горло. Надоело. Вот он и подумывал, как бы удрать.
С Мэри. Сбежать. Дезертировать. Именно об этом он сейчас и размышлял, что было довольно странно, потому что армия как раз вознамерилась бросить Ричарда Шарпа в первое настоящее сражение. В одном ему уже довелось поучаствовать, но то было пять лет назад и осталось в памяти какими-то смутными клочками. Никто не знал, по какой такой причине 33-й полк оказался во Фландрии и какая у него боевая задача, и в конце концов они, как всегда, совершили пару непонятных маневров да постреляли в скрытых туманом французов, так что все закончилось, еще не успев как следует начаться. Однако два человека погибли у него на глазах. Лучше всего Шарпу запомнилась смерть сержанта Хоторна, потому что попавшая ему в грудь пуля сломала ребро и оно выскочило через мундир. Крови почти не было, и все видели только белую кость, торчащую из-под полинявшей красной ткани. «Хоть шляпу вешай», – с оттенком удивления произнес Хоторн, после чего захрипел, захлебнулся кровью и упал. Шарп продолжал заряжать и палить, но, когда война уже начала ему нравиться, батальон отступил, погрузился на корабль и отплыл в Англию. Такое вот сражение.
И вот теперь Индия. Шарп понятия не имел, зачем вторгся в Майсур, да, честно говоря, об этом и не задумывался. Король Георг III пожелал, чтобы он, Ричард Шарп, отправился в Индию, и Ричард Шарп отправился. Только вот теперь королевская служба Ричарду Шарпу изрядно надоела. Он был молод и считал, что в жизни есть кое-что повеселее, чем пошевеливаться и бездельничать. В молодости можно, например, делать деньги. Не то чтобы он был в курсе, как их делать, – если только не красть, – зато точно знал, что сыт по горло и что на свете есть занятия поинтереснее, чем сидеть у кучи дерьма. Именно так, у кучи дерьма, снова и снова повторял себе Ричард Шарп, и все знают, что там, у этой кучи, наверху. Уж лучше удрать, говорил он себе. Успех приходит к тому, у кого есть что-то в голове и кто умеет пнуть ближнего раньше, чем ближний пнет тебя, а Ричард Шарп полагал, что наделен обоими талантами в достаточной мере.
Только вот куда бежать в Индии? Половина местных получала денежки от британцев, и эти могли сдать дезертира за пригоршню жалких пайсов; другая половина дралась против британцев или, по крайней мере, собиралась с ними драться. Попав к ним, Шарпу пришлось бы служить уже в их армии. Конечно, там бы он получал больше, может быть даже намного больше паршивых двух пенсов в день, которые ему платили здесь, но что толку менять одну форму на другую? Нет, бежать надо туда, где его не найдет никакая армия, а иначе – встреча с расстрельной командой. Душное утро, вспышки выстрелов, мелкая ямка вместо могилы, и на следующее утро крылатые крысы будут клевать твои кишки, как стая дроздов – червяков на лужайке.
Вот почему Шарп думал о стервятниках. Он собирался удрать, но не хотел становиться кормом для крылатых тварей. Главное – не попасться. В армии это правило номер один и единственное, которое действительно надо соблюдать. Потому что если попадешься, ублюдки сдерут с тебя шкуру плетками или нашпигуют грудь мушкетными пулями, и ты опять-таки достанешься крылатым крысам.
Стервятники были здесь всегда и повсюду, порой они кружили, расправив длинные крылья, на теплых потоках восходящего воздуха, порой сидели, нахохлившись, на ветках. Птицы кормились мертвечиной, и армия на марше исправно снабжала их пропитанием. Тем более что сейчас, в последний год восемнадцатого столетия, по плодородной равнине в Южной Индии двигались две союзные армии. Одна британская, другая – союзника британцев, Низама Хайдарабадского. И обе притягивали стервятников невиданным угощением. Дохли лошади, дохли быки, дохли верблюды, подохли даже два казавшихся несокрушимыми слона, а еще дохли люди. За каждой из армий тащился длинный, раз в десять длиннее боевых порядков хвост: торговцы, скотники, шлюхи, жены и дети – и их нестройные ряды, как и ряды военных, косила безжалостная чума. Люди умирали от дизентерии, захлебывались собственной рвотой, тряслись от лихорадки. Они умирали, хватая последние глотки воздуха, умирали, истекая потом, мечась как безумные в бреду, с распухшей от кровоточащих или гнойных язв кожей. Умирали мужчины, женщины и дети, и, независимо от того, закапывали их или сжигали, в конце концов стервятники добирались до всех. Добирались, потому что хоронящим всегда чего-то не хватало: то дерева, чтобы должным образом устроить погребальный костер, – и проклятые птицы склевывали полусваренную плоть с обуглившихся костей, – то времени, чтобы как следует закидать могилу камнями, – и тогда летучие падалыцики добирались до раздувшихся, гниющих тел и подчищали своими крючковатыми клювами то, что осталось после жадных клыков других животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17