Они способны перерезать глотки и нам за что-нибудь ценное, Шарп! Им нельзя доверять!
— Я слыхал, сэр.
Майор опустил подзорную трубу и с ужасом взглянул на Шарпа.
— А вы не думаете, Шарп, что вино принадлежит им?
— Сомневаюсь, сэр, — сказал Шарп. — Вино — это французский трофей, украденный из местного виноградника, и, скорее всего, настоящий владелец вина был убит, когда лягушатники его грабили.
— О, мой Бог! — воскликнул Таббс, — но если вино принадлежит им, они будут в ярости! В ярости. Позовите ваших людей обратно! — Таббс посмотрел на уходящую вдаль роту, затем снова вперил взгляд во всадников. — Полагаю, они захотят получить возмещение за вино, Шарп? Что мы будем делать в таком случае?
— Скажем им, чтобы отвалили, сэр.
— Скажем им, что… О, Боже мой! — воскликнул Таббс потому, что один из всадников отделился от группы и поскакал прямо к форту. Он снова поднял свою трубу, глядел в течении нескольких ударов сердца, и удивленно воскликнул. — Бог ты мой!
— Что такое, сэр, — спокойно спросил Шарп.
— Это женщина, Шарп, женщина! И она вооружена! — Таббс уставился на женщину с красивым лицом, которая скакала рысью к форту с ружьем за спиной и шпагой на поясе. Приблизившись, она сняла шляпу, освобождая поток длинных черных волос. — Женщина! — воскликнул Таббс, — и красивая.
— Ее называют La Aguja, сэр, — сказал Шарп, — что означает „игла“, и это не потому, что она умеет обращаться с тканью и нитками, сэр, а потому, что она любит убивать стилетом.
— Убивать стиле… вы знаете ее, Шарп?
— Она моя жена, майор, — ответил Шарп, и пошел вниз, встречать Тересу.
И где бы они ни были, он оказался на Елисейских полях.
Майор Пьер Дюко был таким же ненастоящим майором, как и майор Люциус Таббс, но он был и не совсем гражданским человеком, хотя и носил гражданскую одежду. Может, он был полицейским? До сих пор правосудие не имело отношения ни к его изящному коварству, ни к влиянию, которым он мог бы обладать. Это был невысокий человек, лысоватый и невзрачный, носивший очки с толстыми стеклами. Его можно было бы принять за клерка или студента, если бы не отлично сшитая одежда, а также выражение глаз. Возможно, они плохо видели, зато были такие же холодные, как воды северного моря, сразу было заметно, что жалость и сострадание не имеют отношения к майору Пьеру Дюко. Дюко полагал жалость присущей только женщинам, а милосердие Богу, Император же заслуживал более суровых добродетелей. Императору требовались эффективность, верность, разум, и Дюко сочетал в себе все эти три качества, за что и был приближен к Императору. Он был всего лишь майором, но даже маршалы Франции прислушивались к его мнению, ибо это мнение могло исходить прямо от Наполеона.
Наполеон потому и послал Дюко в Испанию, что его маршалы не справились.
Их побили! Они потеряли орлов! Армии Франции, столкнувшись с кучками испанских фанатиков-крестьян и презренной мелкой британской армией, были побеждены. Делом Дюко было проанализировать поражения и оповестить Императора о принятых мерах, но никто в Испании не был осведомлен об инструкциях, данных Дюко императором. Знали лишь о том, что Дюко является советником Императора и если Дюко предлагал сделать что-либо, то маршалы были склонны прислушаться к его предложениям.
И вот теперь, после прибытия Дюко, Мармон был разгромлен!
Унизительно! Его так называемая Португальская армия бежала через всю Испанию и даже Мадрид был оставлен. Только Сульт, маршал Южной армии, побеждал, но что толку от этих побед над неорганизованной испанской армией, когда настоящая война шла в Кастилии?
Дюко прибыл на юг, охраняемый от партизан шестью сотнями гусар и указал маршалу Сульту на благоприятную возможность, хотя поначалу Сульт не был склонен ухватиться за нее.
— У меня нет лишних людей, месье, — заявил он Дюко. — Куда ни глянь — везде партизаны! А еще свежая армия генерала Бальестероса.
Испанская армия Бальестероса свежая потому, думал Дюко, что Сульт не уничтожил ее. Сульт ее просто победил и заставил отступить под защиту пушек британского гарнизона в Гибралтаре. Победы недостаточно. Противника надо уничтожить, а не заставить отступить! У французских командиров в Испании недостаток храбрости, решил Дюко. Из-за боязни поражения и нежелания рисковать, они упускают шанс великой победы.
— Бальестерос не имеет значения, — сказал Дюко, — он просто пешка. Партизаны не имеют значения. Они всего лишь бандиты. Только армия Веллингтона имеет значение.
— И часть его армии у меня на фланге, — указал Сульт. — Генерал Хилл к северу от меня, Бальестерос — к югу, а вы требуете от меня послать людей на помощь Мармону?
— Нет, — ответил Дюко, — Император требует от вас послать людей для уничтожения Веллингтона.
Сульт взглянул на карту. Упоминание имени Наполеона заставило его воздержаться от протеста, и в общем-то идея, высказанная майором Дюко, выглядела вполне привлекательной.
Затея была смелой, очень смелой. Даже если Веллингтон и не будет уничтожен, ему придется поспешить к португальской границе. Подобное отступление спасет Мадрид, даст Мармону время на переформирование своих войск и нанесет урон репутации Веллингтона.
Возьмите несколько тысяч человек, советовал Дюко, отправьте их на восток, пока они не форсируют Гвадиану. Там они продвинутся на север от Мадридехоса до Толедо, где мост через Тагус все еще в руках французов. Британцы не заметят ничего необычного в таком маневре, наверняка они предположат, что Сульт просто отступает на север, как и все французские армии. Но от Толедо, продолжил Дюко, войска ударят на северо-запад прямо по дорогам, по которым снабжаются армии Веллингтона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17