Окаймляя весь периметр Черной Щели, оно изрыгало столбы жирного дыма, которые, как чернила из мешка огромной каракатицы, маскировали раскол, не позволяя оценить его истинную глубину. Морское дно на многие мили вокруг озарялось болезненным свечением; сонмы расцвечивающих глубины фосфоресцирующих огней мерцали сквозь его красноватую мглу.
Наиболее впечатляющие скопления этих огоньков можно было видеть поблизости от стены пламени, посреди их бивуаков частенько возвышались разнообразные механизмы для осады или нападения. Тут и там команды уродцев пытались сокрушить неподатливое огненное заграждение стенобитными орудиями или хотя бы перебросить через его вершину железную лапу подъемного крана.
Один из лагерей был настолько огромен, что по сравнению с ним остальные казались воистину карликовыми, – во всяком случае, так оно было, когда я спускался вниз. Правда, есть все основания полагать, что с тех пор многое переменилось. Но в то время, повторяю, он был настолько велик, что я без труда различил его очертания издалека, тогда как ближние укрепления, хотя и довольно крупные сами по себе, все еще оставались скоплением размытых расстоянием огней: у самой стены лежали два потрясающих воображение яйца, опутанные сетью лесов и окруженные циклопическими подъемными кранами.
Гильдмирт, обшаривая взглядом пространство, неумолимо увлекал нас за собой. Наподобие ястреба, парящего над грядой холмов, неслись мы над морским дном, в точности повторяя каждый его изгиб. Поначалу само движение было столь же ужасным, как и те отвратительные подробности морской жизни, которые оно открывало нашему взору. Скорость ящера потрясала, даже чудовищная плотность воды не способна была его задержать, но дух мой вопреки всему пребывал в угнетенном состоянии, как в кошмарном сне, когда леденящее незримое присутствие парализует волю, превращая ее в доносящийся издалека голос, который тщетно заклинает тело двигаться быстрее.
Первое, что мы смогли разглядеть в подробностях, когда снижение закончилось и траектория нашего движения начала повторять очертания морского дна, было целое поле восковых камер, напоминавшее гигантские соты. Сквозь стенки каждой такой камеры виднелись неясные расплывчатые силуэты мужчин и женщин. Они сидели, подтянув колени к груди, обхватив их руками, широко разинув глаза и рты. Трудившиеся в поле существа напоминали огромных грациозных ос. Двигаясь с подчеркнутым изяществом, точно танцоры, они то и дело останавливались, запускали в камеру жало и, содрогаясь всем телом, впрыскивали в нее черный многогранник. Только тут начал я замечать, что в камерах, помимо людей, находились и другие существа. Черные жирные членистоногие твари постепенно вгрызались в тела своих соседей, становясь все больше по мере того, как те хирели и увядали.
Мерцающие ручейки лавы окружали инфернальные ясли со всех сторон. Конус вулкана, поднимавшийся к поверхности по левую руку от нас, постоянно грозил уничтожением всему, что лежало между вершинами гор и черным провалом. На территории лавового лабиринта начиналась вторая зона демонической активности. Ее обитатели, паукообразные чудовища наподобие того, с которым еще совсем недавно схватился Гильдмирт, ловко орудуя мастерками, складывали стену из свежей курящейся лавы. Эти демоны пользуются людьми в целях скорее художественных, нежели гастрономических. Дымящийся крепостной вал еще не успевшей затвердеть лавы служил матрицей для барельефа из человеческих тел: живой материал в разных стадиях ампутации был зацементирован в беспрестанно шевелящуюся стену. Во внутренности страдальцев вживлялись трубки, соединявшие их через раскаленную кладку друг с другом таким образом, что они могли жить только благодаря общей сосудистой системе, питавшей их кипящей кровью. К счастью, наш проводник, безразличный ко всему, кроме конечной цели нашего путешествия, вскоре избавил нас от лицезрения этих мучений.
Но вдруг, когда последняя зона демонической активности уже осталась позади, он резко развернулся и устремился назад. Нам показалось, что впереди замаячило что-то очень похожее на боншаду, но как раз в это время наш ящер начал камнем падать вниз, явно нацелившись на громадный коралл, который рос прямо под нами. Тот угрожающе поднял ему навстречу свои мощные ветви, каждая с половину нынешнего Гильдмирта толщиной. Пират выхватил клинок – его движение было столь стремительным, что сталь, казалось, задымилась тысячей воздушных пузырьков, – и одним взмахом отсек два ближайших шершавых выроста. Один из них, конвульсивно корчась и извиваясь, пролетел мимо, вскользь задев мое плечо: мне показалось, будто меня на всем скаку толкнул боевой конь. Еще два могучих удара, и Гильдмирт обрил полип наголо. Среди окровавленных обрубков его ветвей обнаружились массивные пятислойные челюсти, сделанные из чистого золота и богато инкрустированные рубинами с яблоко величиной. Гильдмирт вогнал свой клинок в горло полипа, заставив его бессильно щелкать угрожающими клювами. Наконец челюсти распялились во всю ширь и застыли. Ящер броском вернул меч в ножны, налетел на полип и разорвал его на части.
Рубины он грыз с жадностью, торопливо кроша их своими железными челюстями, как карамель. Золотом он наслаждался дольше, всем телом трепеща от постыдного аппетита. Его стальные клыки терзали медово-желтый металл, чешуйчатая глотка пульсировала, проталкивая пищу. Покончив с трапезой, он снова выхватил меч, уперся задними лапами в дно, сильно оттолкнулся и пружиной перелетел через каменистый взлобок, на котором рос коралл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60