Наверное, эта женщина была замужем за тем гордым офицером, а печаль затронула ее лицо, когда офицера командировали на Кавказ. Или жены офицеров должны отправляться вместе с мужьями?
По другую сторону лампадки стояли две фотографии тех же времен, но на них были изображены совсем другие люди. Вот статный пожилой человек с гусарскими усами и в модном тогда костюме с блестящими пуговицами. Чем-то он неуловимо похож на бедного Михаила Игнатьевича, так ужасно испугавшегося меня в метро. Очень даже может быть, что этот человек – отец Михаила Игнатьевича.
Рядом стояла фотография женщины, и я догадался, что это жена статного мужчины с гусарскими усами. Эта женщина была недурна собой и смотрела прямо и с вызовом. Ох, наверное, та еще была женушка!
Я хмыкнул и перевел взгляд на единственную здесь цветную фотографию.
И чуть не упал на пол от дрожи в ногах…
О, черт меня побери, да ведь это же!…
Не заметил я, как вошла старушка с подносом в руках. На подносе стоял чайник и три фарфоровые кружечки, а еще фиалка с вареньем. Старушка увидела, что я разглядываю фотографии, и сказала:
– Это дорогие нашему сердцу люди. Справа – мои родители, слева – родители моего мужа Михаила.
Я указал на цветную фотографию.
– А это кто?
Старушка вмиг посерела лицом и как-то осунулась.
– Это наша единственная внучка Оленька, – тихо сообщила она.
О, я готов был в этот самый момент провалиться прямиком в Ад. Я, бессовестный, безжалостный убийца, порождение Дьявола, создание Зла и Тьмы! Почему я выбрал себе путь преступления! Почему я не умер, как подобало человеку! Зачем, черт возьми все на свете, судьба уготовила мне роковую участь!
Я медленно отошел от фотографий и сел в кресло.
– А… – хотел я что-то сказать, но не смог.
Старушка не заметила моего смятения и деловито разлила чай в две кружки.
– А… – я вновь попытался сказать, но не мог подобрать нужных слов. Все-таки выпалил, удерживая дрожь в голосе: – А что случилось с вашей внучкой?
Старушка плотно сжала губы и посмотрела на меня так пристально, что я, кажется, даже немного осел.
– С чего вы решили, что с Оленькой что-то случилось?
– Ну, – начал я неуверенно. – Ее фотография стоит рядом с… вашими родителями, а они, скорее всего, уже умерли, и поэтому я решил…
Я замолчал, едва увидел, что глаза старушки стали влажными. Она могла в любой момент разрыдаться, а я этого ой как не хотел.
– Вы простите меня, дурака, я не хотел, – сказал я глухо, смотря на свои колени. И зачем я вякнул?
Но старушка оказалась крепкой. Она подавила слезы и сказала:
– Примерно два месяца назад Оленька пропала. Уже и милиция ее искала, и детективы всяческие, но ничегошеньки они не нашли. У нас тут по соседству живет гадалка – хорошая, честная женщина. Она много кому помогла, особенно кто искал своих родственников. Я хотела, чтобы она и нам помогла отыскать Оленьку, но та сразу же, с порога заявила, что, мол, не ищите внучку больше, не тратьте силы. Нет ее больше!
Я старался не дышать и вообще не показывать, что я все еще здесь. Готов спорить, что черти в Аду в это момент дружно валяются, схватившись за бока, и громко смеются. Надо же было мне угораздить…
– Но вы не берите в голову, молодой человек, – печально попросила старушка. – Мало ли какие несчастья приключаются. Нечего мне было вам рассказывать. Кстати, я дура старая, даже ведь представиться забыла! Ох, память! – Она закатила глаза к потолку и улыбнулась. Безусловно, сильная женщина. – Меня зовут Вероника Анатольевна.
– Сергей, – кивнул я, продолжая думать об этой девушке… девочке на фотографии.
Оленька. Оля… Ведь именно ее я убил в ту ночь. Я впервые убил, и убил внучку этой милой старушки. Единственную внучку, черт побери!
Будь я трижды проклят, отродье Яугона…
Но я не успел подумать что-то еще, как в прихожей раздалась возня.
– А вот и Михаил Игнатьевич! – всплеснула руками Вероника Анатольевна. – Пойду встречу его, а вы пока не стесняйтесь, попробуйте чайку! Только сахару у нас нет, к сожалению, но вы с вареньицем. Оно домашнее, вкусное.
– Спасибо! – поблагодарил я от всей души, а сам вжался в кресло еще больше. Не знаю, боялся ли Михаил Игнатьевич повстречать меня вновь, но мне уж точно было… неудобно, что ли?
Из прихожей доносились голоса, понять которые я не мог несмотря на мой уникальный слух. Но чувствовалось, что Михаил Игнатьевич очень взволнован и что-то пытается объяснить своей супруге, а та, в свою очередь, его отчитывает. До меня лишь одно слово донеслось: «Пил?».
Но если каким-то событиям суждено случиться, то они рано или поздно случаются. Поэтому, когда я уже раздумывал над тем, выпрыгнуть ли мне в окно да свалить к такой-то фене, в гостиную вошел Михаил Игнатьевич.
Вошел и тут же вышел.
Я усел заметить только, как его и без того бледное лицо стало настолько бледным, что можно было разглядеть вены.
Сначала все было тихо, но потом в прихожей поднялась такая брань! Мать честная, а я думал, старушка совсем слаба и опечалена всем на свете, но это! Нет, конечно же, матов в прямом смысле не было, негоже старой женщине ругаться как подзаборная алкашня, но словесные обороты, которые вылетали из ее уст, были в диковинку для меня. Я и не знал, что можно из слов «бог», «честный» и «человек» можно изобрести столько ругательств и упреков!
В конце концов, Михаил Игнатьевич опять оказался в гостиной, а сзади его подталкивала супруга.
– Вы уж простите, ради бога, моего мужа! – причитала она через его плечо. – Последнее время он стал суеверным как сам черт!
Я встал и протянул Михаилу Игнатьевичу руку, но он еще сильнее побледнел и не стал ее жать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96