— Ничего серьезного.
— Какой-то тип стрелял по застекленным дверям, — объяснил Эд. — Ближе к центру, в нашем старом районе.
— А что нового слышно о том человеке с польской фамилией? Ты как будто говорила, Грета, что его убили? Да! — воскликнула Лили, словно только что вспомнила об этом.
— Да, — подтвердила Грета. — Я рассказывала тебе об этом пару недель назад.
— Конечно. Я слышал, — подхватил Эрик. — По телевизору еще до того, как мне рассказала Грета.
— Уже известно, кто это сделал? — спросила Лили.
— Нет, — ответила Грета. — Кто-то стукнул его на улице. Кто знает?
— Этот Verruckter! Сам напросился! — воскликнул Эрик.
— Ты говорила: его задушили или пристрелили? — поинтересовалась Лили.
— Просто стукнули, — ответила Грета.
— Избили, — пояснил Эд.
— Что за тема, — вмешался Эрик, — что за тема в день рождения!
— Еще вина! — Грета поднялась, чтобы принести из кухни новую бутылку.
Эд очень долго раскуривал сигару. Тема была исчерпана, и разговор плавно перешел на другой предмет. Лили вспомнила, что принесла кассеты, и предложила послушать музыку. Они включили магнитофон, пока пили кофе. Эрик хмыкал и делал замечания. Несколько слов, сказанных по-немецки женским голосом, были прерваны внушающим суеверный страх, похожим на крик совы стоном и хриплым воплем. Мысли Кларенса беспорядочно блуждали. Он видел в своем воображении сад с металлическими цветами, потом темный тоннель, душную преисподнюю, в которой могло случиться или внезапно появиться что угодно. То был неизведанный мир, однако хорошо знакомый, ибо каждый помнит свои сны, хотя и не понимает их, поскольку невозможно полностью объяснить то, что видишь во сне, но отнюдь не потому, что тебе не знакома их особая атмосфера. Кларенс думал о Мэрилин: у нее своя жизнь, и, возможно, он слишком далек от этого всего? В глубине души она не верила, что он принимает ее образ мыслей, потому и отвергла его, думал Кларенс. Похоже, это уже свершившийся факт. Ему надо бы обнять ее в то утро и как-то убедить ее — как? — что они должны быть вместе и оставаться вместе. Как всегда, в критический момент он ошибся в выборе.
Эрик отбыл первым, расцеловав Грете обе ручки, обменявшись с ней по-немецки приветствиями. Потом уехала Лили, унеся мистическую кассету.
Было около полуночи. Кларенс сделал Грете комплимент по поводу обеда и пожелал им с Эдом спокойной ночи, думая, что им, возможно, хочется побыть вдвоем.
Эд постучал в дверь комнаты Кларенса спустя полчаса. Он был в пижаме и домашнем халате.
— Кларенс, я увидел у тебя свет.
— Входите! — Кларенс читал в постели.
Эд сел:
— Что ж. Как я понимаю, ты все еще не выбрался из дебрей?
— Нет. — Кларенс уселся повыше в постели. — Мне сказали, что вы вчера вечером встречались с Манзони.
— О!
— Мэрилин рассказала мне. Я виделся с ней сегодня утром.
— Откуда она узнала? — спросил Эд и сразу же понял откуда.
— Манзони приходил к ней. Туда, где она живет. Она, конечно, до смерти устала от бесконечных вопросов. Я ненавижу себя... из-за нее.
— Насколько я понимаю, вопросы будут продолжаться.
— Да. Они попытаются сломать Мэрилин. Не думаю, что они будут с ней грубы, но... Это все из-за того, что я сказал, будто провел там ночь, понимаете, и Мэрилин подтвердила.
— Понимаю. Конечно. — Эд пытался собраться с мыслями, но фразы рассыпались.
— Манзони, наверное, наговорил вам гадостей, — произнес Кларенс, — потому что ему известно, что я здесь.
— Верно, и я подумал: для твоего же блага, вероятно, не стоит афишировать нашу дружбу. По очевидным причинам. Если только уже не поздно. — «До тех пор, пока все не закончится», — хотел добавить Эд, но разве это может закончиться? Если они будут давить на Кларенса, он сломается в конце концов. Любого можно сломать. — Я, конечно, не возражаю, чтобы ты оставался здесь. И Грета тоже. Но на будущее...
— Понимаю. — Кларенс пожалел, что не может уйти немедленно, потому что уже поздно, и потом это выглядело бы неприлично. А завтра утром это будет выглядеть бегством после того, что сказал Эд.
— Мэрилин успокоилась? — спросил Эд.
Кларенс чуть не задохнулся:
— Ей не нравятся визиты Манзони. Па самом деле она просто в ярости. Так что мне не стоит навещать ее, встречаться с ней. Никуда не денешься.
Эд поднялся, не в силах больше смотреть на несчастного юношу, которого ему нечем было ни ободрить, ни утешить.
— Да, никуда не денешься. Но это временно. Я устал. Желаю тебе спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Эд.
В спальне Эд сказал Грете:
— Я совершил самую большую ошибку в своей жизни.
— Все не так серьезно. Подумаем об этом завтра, Эдди.
Эд лежал в кровати, уставившись в темноту:
— Я думал об этом не только сегодня. Я думал об этом много дней. — Он говорил тихо, представляя Кларенса в комнате по другую сторону коридора. — Не могу видеть его. Не знаю, что со мной. Все же я понимаю, в чем дело. Я не доверяю ему.
— Почему? Эдди... — Грета нашла его руку, погладила ее и продолжала держать в своей.
— Не знаю, случилось что-то неладное. Я никогда не сказал бы... это было в тот раз, в баре отеля на Пятой авеню. Тогда у меня возникло это чувство. Я подумал: «Держись подальше от этого парня. Он какой-то странный». И вот я покрываю его, именно так... это сказал Манзони.
— Что в нем странного? Он разозлился, Эдди.
Эд закрыл глаза. Разозлился. Это было нечто большее. Грета ведет себя совсем не по-женски, подумал Эд. Но Грета часто смотрела на вещи не так, как он. Она видела больше, чем он. Больше жестокости. Это коснулось непосредственно ее семьи. Пусть так, но принимала ли она в качестве гостя в своем доме убийцу? Или, возможно, кто-то из ее родных отомстил так же фашистскому офицеру?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85