— Расскажите мне, что произошло. Бувилль пишет, что вы находились в свите королевы Клеменции, когда она направлялась во Францию. Ага, припоминаю теперь, там-то я вас и видел… И вы племянник мессира Толомеи, главного капитана парижских ломбардцев. Чудесно, чудесно. Расскажите-ка вашу историю.Он уселся и стал машинально вертеть вращающийся пюпитр, на котором лежали книги, необходимые для его научных трудов. Сейчас, когда кардинала отпустили ночные страхи, он чувствовал себя спокойным и не прочь был отвлечься чужими делами.Гуччо Бальони меньше чем за четыре дня проскакал сто двадцать лье и во всем теле чувствовал усталость от бешеной скачки. Ноги ему не повиновались, в голове стоял туман, застилая взор, и он отдал бы все блага мира, лишь бы лечь, растянуться вот здесь, прямо на полу и спать… спать…Однако ему удалось стряхнуть с себя сонное оцепенение; ради собственной безопасности, ради своей любви, ради будущего он обязан побороть усталость, продержаться хотя бы еще несколько минут.— Так вот, монсеньор, я женился на девице знатного рода, — произнес он.Гуччо показалось, что слова эти произнес не он, а кто-то другой. И вовсе не эти слова собирался он сказать. Ему хотелось объяснить кардиналу, что на него обрушилась неслыханная беда, что он самый несчастный, самый жалкий человек во всей вселенной, что жизнь его в опасности, что он, возможно, навеки разлучен со своей женой, а жизни без нее он не мыслит, что его жену вот-вот заточат в монастырь, что в эту последнюю неделю с ними произошли такие ужасные события, налетевшие с такой жестокой внезапностью, что само время как бы прервало свой обычный ход, и что он, Гуччо, уже не принадлежит к числу живых… Но вся его трагедия, когда о ней пришлось рассказывать, свелась к коротенькой фразе: «Монсеньор, я женился на девице знатного рода».— Вот оно в чем дело, — пробормотал Дюэз. — А как ее имя?— Мари де Крессэ.— Крессэ, Крессэ… Не слыхал.— Но мне пришлось венчаться тайком, семья была против нашего брака.— Потому что вы ломбардец? Так… так… Понятно. Во Франции еще придерживаются отсталых взглядов. В Италии, конечно… Итак, вы хотите добиться расторжения брака?.. Но… но ведь, коль скоро венчание происходило втайне…— Да нет, монсеньор, я ее люблю, и она меня любит, — проговорил Гуччо.— Но ее семья узнала, что Мари в тягости, и братья бросились за мной в погоню, чуть меня не убили.— Что ж, они в своем праве, закон, освященный обычаем, на их стороне. В их глазах вы просто соблазнитель… А кто вас венчал?— Фра Винченцо.— Фра Винченцо? Не слыхал.— Хуже всего, монсеньор, что его убили. И я не могу даже доказать, что мы действительно обвенчаны. Не подумайте, монсеньор, что я трус. Я готов был с ними драться. Но дядя обратился к Бувиллю, а он…— А он благоразумно посоветовал вам скрыться на время.— Да, но ведь Мари заточат в монастырь! Скажите. монсеньор, вы могли бы ее оттуда вызволить? Скажите. увижу ли я ее вновь?— Слишком много вопросов за один раз, дражайший сын мой, — ответил кардинал, продолжая вращать пюпитр. — Монастырь? А может статься, ей сейчас лучше побыть в монастыре? Уповайте на безграничное милосердие господне.Гуччо устало понурил голову. Его черные волосы были щедро припудрены дорожной пылью.— А ваш дядя имеет дела с Барди? — осведомился кардинал.— Конечно, монсеньор, конечно. Если не ошибаюсь, Барди — ваши банкиры,— добавил Гуччо только из вежливости, почти машинально.— Да, они мои банкиры. Но, на мой взгляд, сейчас они не столь… не столь сговорчивы, как в былые времена… А ведь это весьма солидная компания! Повсюду у них есть свои отделения. А при малейшей просьбе им, видите ли, нужно сначала запросить Флоренцию. Словом, они столь же медлительны, как церковный суд… А среди клиентов вашего дядюшки есть прелаты?Мыслями Гуччо был далек от всех банков мира. В голове сгущался туман, глаза жгло как огнем.— Нет, большинство наших клиентов высокородные бароны, — ответил он. — Граф Валуа, граф Артуа… Мы были бы весьма польщены, монсеньор…— Поговорим об этом потом. Сейчас вы находитесь в святой обители, под защитой ее стен. Для всех посторонних вы будете у меня в услужении. Пожалуй, лучше всего нарядить вас в сутану… Я потолкую об этом со своим капелланом. А пока скиньте-ка эту ливрею и почивайте с миром, ибо, по-моему, вам прежде всего необходимо хорошенько отдохнуть.Гуччо поклонился, пробормотал что-то, желая поблагодарить кардинала, и направился к дверям. Но вдруг он остановился и проговорил:— Я не могу пока скинуть эту ливрею, монсеньор; я должен передать еще одно поручение.— Кому? — спросил Дюэз, сразу насторожившись.— Графу Пуатье.— Вручите послание мне, а я тотчас же направлю к графу брата служителя…— Дело в том, монсеньор, что граф Бувилль очень настаивал…— А не известно ли вам, имеет это послание какое-нибудь отношение к конклаву?— Нет, монсеньор, оно послано в связи со смертью короля.Кардинал даже подскочил в своем кресле.— Как, король Людовик скончался? Но почему же вы до сих пор молчали?— А разве здесь об этом не знают? Я думал, что вам, монсеньор, это уже известно.Откровенно говоря, Гуччо вовсе так не думал. Его собственные беды, усталость как-то вытеснили из памяти это важнейшее событие. Он скакал и скакал от самого Парижа, меняя притомившихся лошадей в указанных ему монастырях, перехватывал на ходу кусок хлеба, не пускался ни с кем в разговоры и обогнал, сам того не подозревая, официальных гонцов.— Отчего он скончался?— Вот как раз это обстоятельство мессир Бувилль и поручил мне довести до сведения графа Пуатье.— Злодеяние? — выдохнул шепотом Дюэз.— Говорят, короля отравили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13