11–XI – 19 года Анна Соколовская
10–XI – 19 года
ПРОТОКОЛ
очной ставки Хлебныйского (Дяди Вани), он же Приходько, и Александра Николаевича Барановского
Хлебныйский (Дядя Ваня) «В предъявленном мне человеке я узнаю моего знакомого анархиста (к какой группе принадлежит, не знаю) Александра Барановского, которого я знал как Шурку Барановского; о том, что последний был болен тифом здесь, в Москве, я узнал от Миши Гречаникова. В Москве я Барановского (Шурку) не встречал.
Л. Хлебныйский».
Попов Александр Николаевич, он же Барановский Александр Николаевич:
«Признаюсь сейчас, что я и есть Барановский Александр Николаевич, знаю „Дядю Ваню“ (фамилии его я не знаю), отрицаю в дальнейшем знакомстве с Мишей Гречаниковым и др. Я не анархист и никогда анархистом не был.
Александр Николаевич Попов (Барановский)».
ПРОТОКОЛ
очной ставки гражданина Павла Ефимовича Исаева
и гражданина Александра Николаевича Попова, он же Барановский
П. Е. Исаев показывает:
«Предъявленного мне гражданина Александра Барановского я знаю как Шурку, впервые я встретил его на даче в Краскове, где печаталась газета „Анархия“ анархистов подполья; был он тогда больным и лежал в кровати; какой болезнью он был болен, я не знаю, я с ним не разговаривал потому, что последний был очень болен».
Барановский, он же Попов Александр, показывает:
На вопрос, был ли Барановский на даче в Краскове, отвечает, что об этом ничего не хочет говорить.
Все указанное выше нам прочитано.
А. Н. Попов (Барановский).
ПОКАЗАНИЯ АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА ПОПОВА (БАРАНОВСКОГО)

1
Взрыв в Леонтьевском переулке был произведен анархистами подполья. В нем участвовали 5 человек: я, Петр Соболев (он бросал бомбу), Миша Гречаников, Федя Николаев и один, который убит на даче в Краскове, фамилии его я не назову. Взрыв был произведен по инициативе Петра Соболева, который слыхал от одного видного коммуниста, как он говорил, что на заседании Московского комитета будет обсуждаться вопрос об эвакуации и сдаче Москвы, и он думал, что мы должны и сможем помешать этому. Он пришел ко мне в Дегтярный переулок, где я лежал больной тифом (только что заболел). Я был возмущен тем, что он мне рассказал о сдаче Москвы. Тогда же он предложил мне взорвать это заседание, и я согласился. Мы вместе пошли за бомбой на Арбат, дом № 30, кв. 58, где она хранилась. Взяв ее, мы пошли в Чернышевский переулок, где нас дожидались уже другие участники взрыва. Я перелез через ограду в Чернышевском переулке. Соболев передал мне бомбу на ограду. Я бомбу положил на землю внутри ограды, затем влез опять на ограду и помог Соболеву перелезть в свою очередь. Затем мы вместе с ним подошли к дому; Петр попробовал, удобно ли влезть по лестнице на балкончик; влезая туда, осмотрел место, потом слез.
Вместе с ним мы подошли к лежащей у ограды бомбе, он зажег шнуровую зажигалку, обыкновенно употребляемую для раскуривания, положил ее в карман, бомбу взял под мышку и влез опять на балкончик, зажег зажигалкой бикфордов шнур бомбы и бросил ее в окно. Я подождал, когда он спустится с балкончика, затем влез на ограду и, обернувшись назад, увидел, что Петр запутался в ветках и упал. Я перескочил через ограду, через некоторое время на ограде появился Петр, и в это время раздался взрыв, которым Петр был сброшен на землю. Он поднялся, и мы с ним пошли в сторону Тверской улицы. Оттуда пошли на квартиру в Дегтярный переулок. На Тверской улице уже я почувствовал себя скверно, впал в полуобморочное состояние, и Петр под руку вел меня всю дорогу до дома. Бомба была начинена динамитом и пироксилином, весила фунтов 30, оболочкой служила деревянная или металлическая коробка, плотно завязанная бечевкой. Я принял участие в организации взрыва только потому, что думал на основании слов Петра, что большевики собираются сдать Москву Деникину и бежать из Москвы. Только на даче после болезни я стал сомневаться в том, что в это время начались успехи на фронте, и я увидел, что большевики не собираются сдавать Москвы. Я часто спорил с Петром на эту тему, но тот, допуская, что мы ошиблись относительно тактики большевиков в момент взрыва, все же твердо верил в необходимость террористической борьбы с большевиками. В настоящее время я твердо убежден в том, что взрыв был нашей ошибкой, что он был произведен преждевременно. Возможно, что в дальнейшем, после разгрома Деникина, было бы достигнуто соглашение между Махно и большевиками и необходимость террористической борьбы против большевиков с нашей стороны вообще отпала бы. В Октябрьскую годовщину не было решения устроить покушения, были лишь одни разговоры об этом, и неизвестно еще, кто провел бы свою линию – противники террора сейчас или его сторонники. Взрывчатые материалы свозились в Москву для устройства базы на тот случай, если бы большевики опять стали применять свою прежнюю тактику по отношению к Махно и повстанцам.
А. Н. (Барановский) Попов
2
В Москву я приехал с помощником начальника штаба 1-й Крымской стрелковой дивизии Красовским и еще одним красноармейцем по имени Виктор, фамилии которого не знаю. Это было больше месяца тому назад. В день приезда меня, заболевшего еще в дороге, товарищ Красовский свез в лазарет, не помню какой, где я пробыл по день ареста. Я был болен сыпным тифом. По выписке из лазарета я пришел к Нестеренко, к которому я еще до войны возил письма от его брата из Александрова. Тогда, до войны, я ездил в Москву для того, чтобы купить материал на костюм для себя и 10 своих товарищей. Жил Нестеренко по какой-то главной улице в Москве, и я отыскал эту улицу, которая оказалась Тверской, пошел искать старого знакомого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144