Барту взглянул на Лобова с одобрением:
— Отличная мысль.
— Вы останетесь на корабле, Поль, и ответите на вызов Клима, если такой последует. А я принесу животных. Сколько вам потребуется?
Барту широко улыбнулся:
— Чем больше, тем лучше, разумеется.
— Я говорю о разумном минимуме.
— Принято считать, что минимум порога однозначности — три опыта. Этот минимум разумен?
— Хорошо, я принесу трех.
Иван отобрал в виварии трех небольших зверьков, усыпил их, уложив в специальный бокс, и отнёс Барту. От Клима никаких сообщений не поступало, униход, по данным телеметрии, благополучно продолжал рейс. Пока Барту проводил опыты, Лобов решил осмотреть последний из четырех складов, до которого ещё не дошли руки.
Приближалась волна тумана и благоразумнее было бы вернуться в шлюз корабля, но Иван хотел кое-что проверить.
Прошло несколько секунд, и на него бесшумно навалилась пушистая, молочно-радужная стена. Зримый мир без следа растворился в ней, а звуки приглушились, словно уши заложило ватой. Он насторожился, весь превратившись в слух: «это» всегда случалось в тумане. И все-таки, услышав мягкий оклик «Иван!» и тихий женский смех, невольно вздрогнул.
Причудливые звуки, похожие на смех, шушуканье, оклики, Иван слышал не первый раз. Они рождали беспокойство и тревожные тёмные мысли, в которых было нечто от настроений, навеянных страшными сказками детства. Сказками, которые пугают и стирают грани между вымыслом и реальностью. Вот и сейчас, наверное, потому что смех чудился женским, Лобову вспомнилось, что в составе научной группы «Метеора» была молодая женщина. Дина Зейт, биолог. Вглядываясь в туман, сквозь который просвечивал близкий кустарник, казавшийся еле намеченным кружевом, Иван думал о том, что, возможно, с ума сошёл не один Майкл Дивин, а весь экипаж «Метеора». И теперь эти бедолаги, как призраки, бродят вокруг «Торнадо». Ничего не могут вспомнить, гукают, перекликаются и истерически хохочут.
Лобов с некоторым усилием усмехнулся, стараясь прогнать эти мысли. Полно! У подозрительных звуков могло быть и куда более простое объяснение. Разве на Земле не плачут шакалы, как маленькие дети? Разве хохот филина или жуткий вопль лемура не леденят кровь?
Туман протянуло, и Иван прямиком отправился к запертому складу. Распахнув дверь, он некоторое время стоял неподвижно, давая глазам привыкнуть к тусклому свету, которым освещался сводчатый коридор. Когда глаза привыкли, Лобов удивился — по полу тянулись грязные следы, очень похожие на те, какие Клим и Поль видели на «Метеоре». Лобов хорошо помнил их по отчётным снимкам. По середине коридора тянулась грязная полоса, как будто тащили что-то волоком.
Чувствуя все нарастающую, полуинстинктивную тревогу, Иван пошёл по этим следам. Они обрывались возле рефрижераторной, где обычно хранили скоропортящиеся продукты. «Запасы пищи для животных вивария?» Иван осторожно толкнул дверь. Она подалась. Тогда он рывком распахнул её и остановился на пороге.
Мгновение стоял, напрягшись как струна, потом шагнул назад, рванул дверь так, что она захлопнулась с сочным шлепком, и прислонился к стене, чувствуя тошноту и противную слабость в коленях.
Глава 7
Барту был так увлечён работой, что не заметил вошедшего Лобова.
— Поль!
Барту вздрогнул от неожиданности, но, обернувшись, поспешно поднялся со стула и заулыбался.
— Чудеса! Настоящие чудеса, Иван!
Он живо подошёл к Лобову и невзирая на его лёгкое сопротивление потащил к лабораторному столу.
— Животные, которых вы принесли мне, оказались типичнейшими моделями! — не переставая говорил он. — В том смысле, разумеется, что их ткани полностью лишены наследственного вещества. Казалось бы, все ясно, но… — Барту показал рукой на трех зверюшек, рядком лежащих в прозрачном боксе друг подле друга: ящерицу со свиным рыльцем, зайца с длинной, как у лебедя, шеей и голенастую, с ногами-ходулями крысу. — Кому понадобилось моделировать этакую дребедень?
Он посмотрел на Лобова весёлыми глазами, засмеялся и живо продолжил, не давая ему раскрыть рта:
— Разумеется, предположение, что все живое на Юкке — модели, биороботы, попросту нелепо, следует искать иного, более рационального объяснения. И вот, когда я окончательно укрепился в этом намерении, мне фантастически, уникально повезло!
— Поль, — вклинился наконец в этот нескончаемый поток слов Лобов, — вам приходилось раньше осматривать убитых?
По лицу Барту скользнуло недоумение, снова сменившееся улыбкой.
— Вы имеете в виду этих зверюшек? — спросил он.
— Я имею в виду не зверюшек, — устало проговорил Лобов.
— А кого же? — поднял свои густые брови Барту.
— Людей. Погибших людей.
— Приходилось, — Барту посерьёзнел окончательно. — Но что случилось? Неужели с униходом?
— Нет, не с униходом. Возьмите все необходимое для детального обследования двух тел. И пойдёмте со мной. Это недалеко, в научном лагере.
Лобов распахнул дверь склада.
Барту молча вошёл.
Опустилась очередная волна тумана, и Лобов, как ни тяжко было у него на душе, машинально прислушался. Но на этот раз лишь звучал стандартный приглушённый хор юккийской ночи, ни шёпота, ни смеха, ни оклика. Лобов очнулся от своего мрачного раздумья, когда услышал позади звук шагов Барту. Тот отсутствовал минут двадцать. Встретившись взглядом с командиром, он глухо сказал:
— Такого не приходилось видеть даже мне. Это инженер корабля Аллен Рисе и биолог Ватан Рахимов.
— Вы их знали?
— Когда выяснилось, что с «Метеором» случилась беда, я счёл необходимым изучить характеристику каждого члена экипажа.
— Что с ними?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19