Очень хочет. И пить тоже.
Курт не обратил внимания на его жалобы. Мало ли чего оно там себе хочет? А вот ему спать хочется. Такой усталый человек просто не может хотеть есть. Он несовместим с едой.
Курт уснул под многоцветные проклятия Мура, достававшиеся всем Богам без разбору. Однако Боги ему не снились. Ему снилось, что он спит – и это было прекрасно.
Курт проснулся от скрипа открываемой двери.
– Большая дверь завсегда громко скрипит, – со вздохом заметил дребезжащий старческий голос.
– Ахар опять петли не смазал, – поддакнул другой. – Праздник же! Совсем обленился…
– Он и дверь не запер, – опять вздохнул первый. – Вон замок-то валяется.
– Пьяница проклятый! – прогундосил третий голос. – Ну-ка, братцы, потянем! Сейчас она у нас как миленькая…
Дверь со скрипом отворилась, и на Курта хлынул яркий поток света. В потоке света купались три невзрачные скрюченные фигуры. Словно небрежные письмена, торопливой скорописью да чернилами дешевыми оставленные на дорогой белоснежной бумаге.
Курт сощурился, и несчастные закорючки превратились во вполне представительных, хоть и бедно одетых стариков. Старики нерешительно топтались на пороге.
– Ну что, идем? – спросил один из них.
– Погоди, – отозвался другой. – Постоим еще немного.
– Ну, не пьяницу же этого ждать?! – возмутился первый.
– Жрец все-таки… – гнусаво вздохнул третий, переминаясь с ноги на ногу.
– Пьяница! – воскликнул первый.
– Оно конечно. – согласился третий. – Кто спорит? А только, в храм это… так сказать, без воли жреца… как-то оно…
– И я о том же. – проговорил второй. – Нескладно выходит.
"Ага, значит, я в храме, " – понял Курт. – «Везет же мне на всяких жрецов.»
– Ну?! Куда лезете, богохульники?! – прорезался новый голос.
Еще одна закорючка легла на яркий солнечный квадрат распахнутой двери. Она выглядела куда ярче и неопрятнее остальных.
«А вот и жрец, собственной персоной!» – подумал Курт.
– Так что… как бы… службу начинать следует! – виновато, но настойчиво проговорил второй старикашка.
– Службу! – прогудел третий. – Праздник же!
– А ты проспаться не можешь! – ядовито добавил первый. – Жрец называется! Храм нараспашку! Сам – невесть где! Приходи, чужой человек, бери что хочешь! Так, оно ведь, – страшно подумать! – и Самого украсть могут!
«Чужой человек – это про меня, что ли?» – испуганно подумал Курт. – «Ведь примут за вора, и нипочем не докажешь, что это не так. Что я им скажу? Как я здесь оказался? Кто мне поверит? Какие там чудеса, если дверь открыта! Черти бы побрали этого растяпу жреца!»
– Ну… как е-э – эсть… богохульники… – жрец отчаянно старался подавить зевоту, но у него это плохо выходило. – Я… можно сказать… в ночных бдениях… только о вас… паразиты… и думаю!.. так сказать… молюсь, значит, а вы чего?! Ох… Ну – проспал малость! Так вы что?! Хотите, чтоб я совсем не спал? Так ведь и Боги спят. И святым сон потребен. Вот… а я, увы, – обычный грешник, в силу своей малой учености над вами, неучами, поставленный…
Жрец зевнул так отчаянно, что Курт подумал, что он сейчас проглотит свой храм.
– Идите отсюда! – приказал жрец старикам.
– Но… как же?!! – в три голоса возмутились они. – Ведь праздник же!!! И…
– Через час! – отрезал жрец. – Нам с Богом видней, когда праздновать! Через час всех собирайте – и ко мне. Будет вам праздничная молитва, олухи!
Курт подумал о том что и ему бы неплохо как-нибудь выскользнуть из храма, пока его и в самом деле не обвинили в какой-нибудь краже, богохульстве, а то и в чем похуже. Как-нибудь! Хорошо сказано. А как?! Тело словно деревянное. Курт боялся пошевельнуться, чувствуя, что вот-вот упадет с того постамента, на котором сидит. Постамент, конечно невысок, но грохоту, пожалуй, не оберешься.
Жрец еще что-то крикнул вслед уходящим старикам, а потом решительно шагнул навстречу Курту и захлопнул за собой дверь.
Помещение погрузилось во тьму.
Бежать?
Если да – то сейчас. Тихонько встать и спуститься. Спрятаться за постамент, а потом к двери. Жрец не догонит. Не должен.
Курт уже приподнялся, собираясь претворить в жизнь свой замечательный план, но тут жрец затеплил огонь в небольшом светильнике.
Курт остался сидеть. Его как гвоздями пригвоздило. Никакой магии в пламени светильника, конечно, не было, но странная нерешительность – кто знает, какой природы? – очень странная нерешительность сковала усталое тело. Курт так и не встал, молча глядя на подходящего к нему жреца, с ужасом ожидая того, что сейчас неминуемо произойдет. Однако жрец подходил к нему вполне спокойно, не выказывая ни удивления, ни агрессии. Он смотрел на Курта, как на предмет обстановки, ничем не отличающийся от прочих. Шаг. Еще шаг. Ближе. Еще ближе. Жрец ужасающе зевнул и вдруг подмигнул Курту.
– Сидишь, дурень? – спросил он.
Курт не знал, что и думать. Уж тем более он не знал, что говорить. Поэтому он молчал. Молчал и смотрел на приближающегося жреца.
Быть может, в пламени светильника все же что-то было… такое?
Курт смотрел на жреца, и на лице его медленно проступала самая что ни на есть дебильная улыбочка. Жрец был сонный, помятый, совсем не страшный.
«И чего я так перепугался?»
– Все улыбаешься? – спросил жрец. – Взял бы хоть раз язык показал, что ли. Ну, ничего. Сейчас мы с тобой опохмелимся малость и приступим к службе.
Жрец повернулся и, покачиваясь, побрел в дальний угол храма.
«Интересно, за кого он меня принимает?» – вяло подумал Курт. – «Что не за вора – это точно. А может, я еще сплю?»
Жрец вернулся с бутылкой вина и вареным куриным яйцом. И тотчас Курт вспомнил, что он хочет пить и есть. Что он убить готов за глоток воды и кусок хлеба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22