Мнится бабке, будто плот перестал плыть, будто поворачиваетс
я на одном месте. То с одной стороны, то с другой посверкивают на нее глаза,
одни ненасытные, черные, другие ласковые, хотя тоже черные, третьи серые, к
роткие, а четвертые Ц прямо в душу голубым электричеством. Бабкины ноги
задрожали под простыней. Она прошептала:
Ц Прости, господи, чего же ты требуешь?
Плот совсем стал. Поняла бабка, что не нужна она богу лежачая Ц нужно ей с
есть. Она села к открытому окну. Ветер остудил ее немного. В голове стало п
освободнее.
В тот день дождь прошел с полудня, быстроногий и звонкоголосый, омыл прир
оду, укутал ее в пряные запахи. Деревья стоят как подсвечники, и в них свеч
и. Мнится бабке: не природа вокруг Ц золотые тяжелые ризы. Явится сейчас и
з-под радуги святой Егорий в красной рубахе, ослепит бабку прекрасным ли
цом, и отдаст она ему жизнь.
Полыхают вокруг самоцветы и перламутры.
Бабка шепчет:
Ц Боже милостивый, готовая я предстать. Только возьми меня вместе с кури
цей. Сделай так. Ведь некормленная и непоенная помрет. На улицу выбежит, съ
ест ее многоядный враг. Боже, а в раю-то небось тож без курицы скучно.
Когда архангелы уже поднесли к своим строгим губам золотые небесные тру
бы, чтобы играть бабке Вере отходную, когда радуга соединилась обручальн
ым крутым кольцом, когда угадала бабка святого Егория совсем поблизости
и уже ожидала, что вот-вот голова его прорисуется в круглой радуге, как в с
веркающей шапке, в правый глаз ей попала какая-то порошинка, или мушка, ил
и комар.
Бабка думает: «Стерплю, не смигну».
Скребется в глазу порошинка, или мушка, или комар Ц жжет и царапает.
Не стерпела Ц смигнула бабка.
Пропала хрустальная красота, все изумруды и перламутры.
Проявились в ее зрении избы серые, будто плесень. Сараи Ц щелястые и пуст
ые. Телеги с опущенными оглоблями, заросшие травой по грядку. Вдоль дерев
ни дорога, будто порванный половик.
На дороге разглядела бабка Вера мальчишку.
Мальчишкины ноги месили свой собственный след, изъеденные глубокими цы
пками, они судорожно поднимались и опускались Ц и все в одно место. Голов
у мальчишка держал высоко на немеющей шее. Худая грудь под рубашкой сотр
ясалась. Мальчишка смотрел вперед на багряный рубец, где срастается небо
с землей. Грязными сведенными пальцами он придерживал штаны городского
покроя. Лямки штанов болтались за его спиной. Иногда мальчишка на них нас
тупал, тогда назад дергался всем телом. Штаны сползали к коленям, он снова
подтягивал их и снова шагал.
Вздохнув, бабка Вера подумала: «Не берет меня бог сидячую, видать, нужна я
ему еще на ногах».
Она поднялась, кряхтя. И как была в одной рубахе, так и пошла. Подойдя к маль
чишке, она взяла его на руки. И на бабкиных руках мальчишка продолжал шага
ть, ударяя бабку по животу, и все держал штаны, и все смотрел мимо бабки вда
ль. Бабка крепко прижала его к себе, стиснула ему ноги. Но когда принесла в
избу, когда поставила на пол, мальчишка побежал снова. Бабка налила в кадк
у парной воды. И в кадке мальчишка бежал, потом обмяк, закрыл глаза и запла
кал.
Бабка отмыла его, отыскала в клети бельевую корзину, вытрясла из нее пыль,
да перья, да голубиный помет… Обдала кипятком.
Мальчишка в корзине спал, когда в избу набились соседи. Он спал тяжело, взд
рагивал, мучился, иногда принимался бежать, шарил свои штаны на голых ног
ах. Сквозь его закрытые веки видно было, что он куда-то упорно глядит, в как
ую-то свою точку. Соседки определили, что прожил на свете мальчишка лет де
вять-десять. Только последнее время не тянулся вверх, а как бы наоборот Ц
ссыхался.
Ц Не выходить его, кожа на нем заголубела уже, Ц сказала одна соседка, На
стя.
Ц Может, отойдет, Ц сказала другая.
Пристальнее и горестнее всего смотрели они на мальчишкину грудь, где нем
ного ниже ключицы, с правой стороны, краснела сквозная гнойная дырка.
Ц Пулей… Мать-и-мачеху приложи.
Бабка гаркнула громко и строго:
Ц Знаю, чего приложить.
Самарина Любка сбегала домой, принесла панталоны розовые:
Ц На-кось. Штаны фильдеперсовые. Неодеванные.
Когда бабка Вера натянула на мальчишку розовые шелковистые панталоны и
мальчишка скрылся в них от пяток и до подмышек, Настя принесла тюлевую за
навеску:
Ц Мухи, стервы, замучат.
Другая соседка принесла капусты кочан.
И только тут бабка Вера заметила, что ходит она в одной погребальной руба
хе. Минуту она стояла, втянув губы в беззубый рот, вытаращив глаза, потом с
хватила с припечка старую сковородку, грохнула ее о порог.
Ц Ах ты проклятая! Ах ты, стерва, змея подколодная, лютая!
Ц Ты чего, бабка? Ц спросили соседки.
Ц А того.
Ц Ты кого?
Ц Эту шкуру чертову Ц смерть мою.
Бабка полезла в сундук, достала широченную юбку с оборками и прошивками
и, когда надевала ее, выговаривала соседкам и осуждала их:
Ц Вон я какая была в вашем возрасте. Вон у меня какие были зады, Ц она рас
пушила юбку по бедрам, Ц что твой комод. А у вас срам смотреть, какие у вас
зады. Ц Бабка принялась швырять в печку поленья, лучину, бересту. Ц Може
т, только Любкин зад мог бы с моим сравняться. Тебе бы, Любка, сейчас в молок
о идти, в сок, а с какого лешего?
Огонь загорелся в печи, бабка чугунами загрохотала. Соседка Настя пощупа
ла свое тощее тело, поежилась и, озлобясь, горестно сплюнула на пол.
Ц А ты чего расплевалась? Ц прикрикнула на нее бабка Вера. Ц У меня тут
младенец больной. А ну пошли! Ц Она вытолкала соседок за дверь, сама вышл
а вслед и зашумела на всю деревню: Ц Девки-и, в Засекино-то пойдете, фершал
у прикажите, чтобы сюда бежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44