Он прислушался к их затихающему эху, и ему казалось, что их произнес кто-то другой. Он вышел из себя – вдруг осознал он. Он всегда держал под контролем свою жизнь. Боязнь утратить контроль привела к тому, что он избегал общества последние шесть лет. Но это все равно произошло.
Его мечта тоже сбылась, но это, скорее, был кошмар, пародия, с которой ему придется жить после окончательного пробуждения.
Ее губы несли на себе отпечаток недавнего страстного поцелуя – какая жестокая ирония…
– Хорошо, – сказала она, и ее голова все еще касалась затылком дерева, а руки были прижаты к бокам. – Я не забуду этого.
В ее глазах блеснули слезы, и он, устыдившись, отвернулся. Кажется, только что он повел себя с мисс Стефани Грей наихудшим образом.
– Пойдемте, – сказал он. – Нам нужно вернуться к остальным. Предполагалось, что я выполняю роль хозяина, а я оставил гостей как раз перед подачей чая. Вам и мне придется как-то ладить друг с другом. Можем ли мы хотя бы попытаться?
– Да, ваша светлость, – сказала она, опираясь на предложенную руку.
Он отдал бы все на свете, лишь бы услышать, как она называет его Алистером – посетила его странная мысль.
ГЛАВА 13
Она редко надевала белое. Белое, считала Стефани, – цвет, более подходящий для молодых девушек, а когда она была молодой девушкой, ей приходилось носить более практичные расцветки, поскольку она вела полную хлопот жизнь дочери викария. Она носила только серое, коричневое и черное. Весь прошлый месяц она носила платья цветов, подходящих, по мнению герцогини и самой Стефани, к ее рыжим волосам.
Но сегодня Стефани надела белое платье – белый атлас, тяжелый от нашитых на него жемчужин. Белые цветы с зелеными листьями были вплетены в ее волосы. На ней были белые туфли и перчатки. В руках она сжимал букет из золотистых роз.
Герцогиня внимательно осмотрела ее с ног до головы и одобрительно кивнула.
– Вы действительно выглядите очень мило, – сказала она. – Вы – невеста, которая была бы под стать самому принцу, Стефани.
– Мама…
Она оставалась холодной до самой глубины сердца. Холодной от ужаса, поскольку прекрасно осознавала, что совершает ошибку. Но все это было неизбежно. Внезапно с почти детской яростью ей захотелось, чтобы ее мама и отец были рядом. Ей хотелось, чтобы ее обняли, чтобы она могла выплакаться. Она была такой холодной. Целый месяц ее окружал холод. Холод и доброта, такое невозможное, но оказавшееся вполне реальным сочетание.
Но это только из-за нервов вещи предстают перед ней в подобном свете. Это Стефани осознавала отчетливо, несмотря даже на захлестнувшую ее панику. Внезапно губы ее светлости дрогнули, глаза сверкнули, и она порывисто шагнула вперед – впервые Стефани видела, чтобы герцогиня повела себя таким образом, можно сказать – импульсивно.
– О, дорогая, – сказала она, обнимая Стефани и прижимаясь к ней холодной щекой. – Сделай его счастливым. Он так дорог мне, мой сын. И будь счастлива сама.
Уже через мгновение она снова стояла рядом и выглядела как всегда холодно и величественно.
– Ну, вот, – сказала она. – Я чуть не смяла твой букет. Извини. Твой кузен ждет тебя внизу, а мне уже пора в церковь. Меньше чем через два часа к тебе перейдет мой титул, Стефани. Носи его гордо, как это делала я. Но я уверена в тебе. Ты много трудилась последний месяц. Ты превзошла мои самые смелые ожидания.
И с легкой улыбкой герцогиня удалилась.
Кузен Гораций восхищался происшедшими в ней переменами и напоминал о том, какой невероятной удачей было заполучить герцога в мужья. Его светлость оказал ей доверие, за которое она должна испытывать благодарность до конца дней своих. И она также должна помнить, что начиная с сегодняшнего утра – как только церемония будет закончена и все подписи поставлены – она может не беспокоиться о наследстве. Она станет исключительно богатой женщиной.
Она должна, было ей сказано, чувствовать себя счастливейшей и удачливейшей женщиной в мире.
Она чувствовала холод в сердце.
И ей становилось все холоднее, пока они ехали к церкви Святого Георга и шли по проходу, проложенному в толпе тех, кто собирался снаружи, чтобы поглазеть на великосветскую свадьбу. И ей не стало теплее, даже когда они оказались внутри и заиграл орган, и она обнаружила, что скамьи заполнены сливками общества. Где-то в этой толпе – она даже не пыталась найти их глазами – были два ее единственных друга, наверняка напуганные и смущенные обществом, в котором оказались. На свадьбе было только два ее друга. Она встретила их две недели назад, но с того времени даже не попыталась увидеться с ними снова.
И тут она увидела его. Он ждал у алтаря. Он смотрел, как она идет по проходу, опираясь о руку кузена Горация. Он держался прямо и гордо и выглядел таким же холодным, какой она чувствовала себя. Он был весь в белом с серебром. Впервые она видела мужчину, одетого в белое. Он выглядел великолепно. И холодно.
Но его глаза, его серебристые глаза, обожгли ее холодным огнем, когда она подошла ближе.
Она стояла позади него, собранная, как в те дни, когда была гувернанткой, и гордая той ношей, что ей предстояло нести – как и учила ее герцогиня. Она произносила слова, которые ей было велено произнести. Она слушала, как он произносит то, что должен был произнести. Ее рука была зажата в его руке – неожиданно теплой и твердой, несмотря на его холодный вид. Она смотрела, как он надевает ей на палец незнакомое яркое золотое кольцо, которое с трудом прошло через сустав пальца. Она подняла лицо навстречу его поцелую – теплые сомкнутые губы легко коснулись ее собственных, когда вокруг них раздался невнятный гул поздравлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67