Ученик Кнехт понравился старому Магистру, даже весьма
понравился, он с удовольствием вспоминал о нем и тогда, когда
он давно уже покинул Берольфинген; записей или отметок он
никаких в своей тетради не сделал, но запомнил искреннего и
скромного мальчугана и сразу по прибытии собственноручно занес
его в список, куда вносились ученики, проэкзаменованные одним
из членов Верховной Коллегии и признанные достойными.
Об этом списке - гимназисты называли его "Золотой
книгой", но иногда проскальзывало и презрительное "Каталог
честолюбцев" - Иозефу приходилось слышать а гимназии и всякий
раз на иной лад. Когда список упоминал учитель, хотя бы только
для того, чтобы упрекнуть ученика: такому, мол, нечего и думать
о занесении в "Золотую книгу", тогда в голосе его слышались
торжественные нотки, что-то весьма уважительное, но было при
этом и какое-то важничание. Но когда, случалось, сами ученики
заговаривали о "Каталоге честолюбцев", то делали они это
развязно, с несколько преувеличенным безразличием. А однажды
Иозеф из уст одного юнца услышал и следующее: "Чего там, плевал
я на этот идиотский список! Настоящему парню туда не попасть,
это я уж точно говорю. Учителя заносят в него только зубрилок
да подхалимов".
Странное настало время для Иозефа Кнехта после чудесной
встречи с Магистром. Сначала он ничего не знал о том, что
отныне он причислен к electi{2_1_03}, к flos
juventutis{2_1_04}, как в Ордене именовали учеников элитарных
школ. Он и не думал ни о каких практических результатах и
ощутимых последствиях той встречи, которые отразились бы на его
судьбе, на его повседневной жизни, и в то время как для
учителей он был избранным, как бы уже уходящим, сам он отнесся
к акту своего призвания как к чему-то происшедшему только в
глубине его души. Но и так это был резкий перелом в его жизни.
Если в час, проведенный с волшебником, и свершилось или
приблизилось нечто, что сердце его уже предчувствовало, то все
же именно этот час отделял вчерашнее от сегодняшнего, прошлое
от настоящего и грядущего. И это было похоже на то, как
пробудившийся, даже проснувшись среди обстановки, увиденной им
во сне, все же не усомнится, что видит ее наяву. Есть много
различных форм, в каких нам открывается призвание, но ядро и
смысл этого события всегда одни и те же: это пробуждение души,
преображение или пресуществление ее; вместо снов и
предчувствий, идущих изнутри, вдруг возникает и вторгается
призыв извне, частица действительности. Перед Иозефом
действительность предстала в образе Магистра. Известный ему
доселе лишь как далекий и глубоко почитаемый полубог, как
архангел с верховных эмпиреев, он явился вдруг во плоти,
смотрел на него всеведущими голубыми глазами, сидел на
табуретке перед школьным клавиром, музицировал с ним,
удивительно музицировал, почти без слов показал, что есть
собственно музыка, благословил его и исчез. Но как будет
дальше, об этом Кнехт не мог и думать, он все еще был весь во
власти непосредственного внутреннего отклика на это событие,
поглотившего его целиком. Подобно молодому растению, безмолвно
и робко развивающемуся, но вдруг начинающему полнее дышать и
буйно расти, как будто в час свершившегося чуда ему открылся
закон собственного образа и отныне оно устремляет все свои силы
на исполнение этого закона, - подобно этому и Иозеф, едва рука
волшебника прикоснулась к нему, быстро и стремительно начал
набирать силы, напряг их, сразу ощутив себя изменившимся, буйно
растущим, живо воспринимая новые гармонии и новые диссонансы с
внешним миром. В иные часы, на уроках музыки, латыни,
математики, он мог решать задачи, до которых его сверстникам
было еще далеко, мнил себя способным свершить необычайное, и в
то же время в другие часы забывал все на свете, с какой-то
неведомой ранее нежностью и самоотдачей погружался в мечты,
слушал дождь и ветер, не отрываясь смотрел на бегущие воды реки
или разглядывал цветок, ничего не понимая, все угадывая,
охваченный любопытством, волей к пониманию, влекомый от
собственного "я" - к ближнему, к миру, к тайне и таинству, к
мучительно прекрасной игре явлений.
Так, родившись внутри и разрастаясь до встречи и взаимного
подтверждения внутреннего и внешнего, свершилось призвание
Кнехта в кристально чистом виде. Он прошел все его ступени,
вкусил все его счастье, изведал псе его страхи. Благородный
процесс не был нарушен нескромными вторжениями,
преждевременными открытиями, - то была предыстория, юность
всякого подлинно благородного ума; в гармоничном согласии
трудились и росли навстречу друг другу - то, что было внутри,
и то, что должно было прийти извне. Когда же в конце этого
процесса Кнехт осознал свое положение и свою внешнюю судьбу,
когда учителя стали обращаться с ним, как с равным, даже как с
почетным гостем, который с минуты па минуту должен уйти, а
сверстники стали смотреть на него полудивясь, нолузавидуя,
когда кое-кто уже начал избегать его, относиться с подозрением,
а некоторые противники с издевкой, даже с ненавистью, когда
друзья стали все дальше отдаляться и покидать его, - тогда в
душе его такой же процесс отрыва и уединения давно уже
завершился. Теперь учителя все более и более превращались в
товарищей, прежние друзья - в спутников, отставших на каком-то
отрезке пути, теперь он ни в школе, ни в городке уже не находил
себе равных, чувствовал себя не на месте, ибо все было
пронизано каким-то скрытым умиранием, флюидом уже миновавшего,
нереального.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33