Потом надел наушники и что-то слушал, покручивая регуляторы. Так и не сказав Чаку ни слова, велел его увести.
В этот же день приехал Юл и увёз железный ящик и «зеркало». «Зеркало» погрузили на телегу с большой предосторожностью: завернули в несколько слоёв шерстяной ткани, положили на сено и ещё сверху прикрыли толстым слоем того же сена.
Ещё через три дня Чака под усиленным конвоем повезли в посёлок. У самого въезда в посёлок подводу догнала кавалькада всадников, среди которых был Эрик.
– Ты обещал сохранить мне жизнь! – крикнул ему Чак, думая, что его везут на казнь.
– Я всегда выполняю свои обещания!
– Так куда же меня везут?
– К тебе домой!
– Остановите! Вот мой дом! – закричал Чак, когда телега въехала в селение.
– Ошибаешься! Твой дом немного дальше!
– Что вы хотите со мной сделать?
– Тебя никто не тронет даже пальцем. Тебя будут хорошо кормить, следить за твоим здоровьем. У тебя будет мягкая постель. Если что и будет тебя мучить, так это только твои мысли.
– Но я буду заперт?
– Разве я обещал тебе другое?
Телега въехала на площадь.
– Вот и твой новый дом! – сказал Эрик, показывая на сооружение, стоящее на площади. Это была большая железная клетка, представляющая собой куб с длиною грани в четыре метра. Внутри куба был второй, метра три в поперечнике, сделанный из сверхпрочной сетки, растянутой канатами между железными прутьями. Над клеткой был навес, защищающий её от дождя и прямых лучей солнца. Пол сделан из толстой сверхпрочной материи. Посреди из того же материала постель. Вверху между железными прутьями и сеткой висел металлический предмет.
– Узнаешь? – спросил Эрик Чака. – Это второй усилитель. Он был исправен, если не считать оборванного контакта. Я дарю его тебе! Раз в два года его будут подзаряжать. Он настроен так, чтобы воспринимать твоё биополе и посылать его, усиленное, тебе назад. Для остальных он не представляет опасности, так как железные прутья надёжно его экранируют. В них вделаны приёмные датчики. Мне пришлось над ними долго возиться. Но что не сделаешь для старого доброго знакомого! Выходы датчиков идут вот сюда, – он показал на большой стеклянный куб, стоящий невдалеке от клетки. – Стенки этого куба сделаны из сверхпрочного титанового стекла. Ни камень, ни пуля его не повредят. Его не расплавит даже луч бластера. Внутри куба – экран, или «зеркало». На нем будут отражаться все твои мысли и воспоминания. Сверху имеется мощный динамик. Он будет воспроизводить твои мысли в словах. Здесь имеется регулятор громкости. На ночь его будут выключать вообще, чтобы твой вой не мешал людям спать. А теперь, пожалуйста, войди в свой дом и оставайся там со своей ненавистью и злобой. Но помни, что теперь они будут всеобщим достоянием! Ты долго скрывал их от людей, и вполне справедливо будет, если они с ними познакомятся! Видишь ли… от мёртвого не было бы никакого толку, живой же ты принесёшь народам Элии огромную пользу и навсегда отобьёшь у них охоту слушать таких, как ты. Я думаю, что это единственное наказание, которому следовало бы подвергать диктаторов и кандидатов в диктаторы. Так что, живи и здравствуй!
Эрик повернул коня. У стеклянного куба, на все четыре стенки которого проектировалось изображение с «зеркала», уже толпились элиане. Из динамика нёсся поток слов. Эрик не стал слушать и погнал коня домой. За ним последовали остальные всадники.
Через две недели Эрик, однако, понял свою ошибку и приказал временно выключить экран. Сцены, которые, разыгрывались на нем, были слишком омерзительны, чтобы на них смотрели дети. За селением был построен большой закрытый павильон, куда переместили клетку и аппаратуру. Теперь смотреть на Чака пускали только взрослых.
«Чак в собственном соку» – эта случайно брошенная Эриком фраза стала популярной, и её вывели на фронтоне павильона. Сначала какой-то шутник написал её мелом, а затем Гор, которого избрали вождём племени, распорядился отлить её в бронзе. «В собственном соку» скоро отвалилось и её не стали восстанавливать. Теперь на фронтоне фасада оставалась только надпись «ЧАК».
Проходили годы, а толпы посетителей все шли и шли…
Чак, как и все элиане, был долгожителем. За его здоровьем тщательно следили. Посмотреть на него приезжали из самых отдалённых уголков планеты. Конструкция клетки не давала ему возможности нанести себе повреждения. От своих мыслей не скроешься, как не скроешься и от воспоминании. Иногда своды павильона сотрясал вой. Чак выл. Выл от переполнявшей его ненависти и злобы. Эта ненависть, усиленная прибором пришельцев, возвращалась к нему самому. Он был с ней наедине, и она была единственным его собеседником. Когда вой становился нестерпимым, динамик выключали.

ЭПИЛОГ

Прошло ещё двадцать пять лет. Эрик сильно постарел. Он уже не выезжал на охоту. Любимым его занятием было сидеть на скамейке в парке и наблюдать возню своих внуков и правнуков. Их было так много, что он часто путал их имена. Оглядываясь назад, на прожитую жизнь, он мог сказать себе: «Да, я был счастлив! Особенно последние годы. Как быстро они пролетели!»
Стелла которой было уже семьдесят, все ещё оставалась молодой и прекрасной, как, впрочем, и все остальные её подруги.
Как жаль, что я не элианин и не могу прожить до трехсот лет, подобно Дуку! Какой это счастливый народ!
Эрик тревожно вглядывался в лица многочисленных сыновей, боясь обнаружить в них признаки старения. Нет! Они унаследовали от своих матерей долгую молодость. Уже это наполняло сердце старого Эрика счастьем и гордостью. А какие у них статные фигуры, открытые лица, унаследовавшие красоту своих матерей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115