Старший прапорщик его страх чувствует. И умело этим пользуется. Протягивает руку.
— Что? — спрашивает таджик, хотя хорошо знает, зачем менты приехали.
— Документы... — говорит Коля как можно более угрюмо и жалеет, что Миша такой «долгоиграющий».
Произнеси это слово он со своим голосом, торговцу пришлось бы уже срочным порядком штаны менять.
Однако таджику хватает и одного вида грязно-серых мундиров, чтобы оценить ситуацию. Он вытаскивает из кармана целлофановый пакет, долго разворачивает его дрожащими пальцами.
В паспорт вложены остальные документы...
Толик наблюдает из салона машины, откровенно любуясь суровым выражением лиц своих товарищей.
Миша не любит разговоров, но очень любит, может быть, больше, чем жену родимую, свою дубинку. И потому постукивает ею по бедру. Это старая привычка...
Одни по ладошке себя постукивают, Миша по бедру...
С его ростом это получается эффектно. Беда только, когда Миша начинает злиться. Сам как-то жаловался, что вся нога после этого в синяках — никак не научится силу удара соизмерять.
Таджик, торгующий картошкой, тоже бросает время от времени взгляды на дубинку. А Коля тем временем смотрит документы, что-то спрашивает, потом документы убирает к себе в карман. Значит, начинается обыкновенная раскрутка. Оно и понятно: здесь же базар, значит, будет торговля. Молодой таджик начинает что-то объяснять, показывая пальцем...
Напарники возвращаются. Не дожидаясь, пока они сядут в машину, Толик захлопывает свою дверцу и включает двигатель. Старшие прапорщики садятся по местам. Истерично скрипит сцепление — вот же характер у железяки скрипучий!
— Кати во двор... — говорит Коля. — Вокруг соседнего дома, иначе не проехать...
— Чего сразу не взял? — интересуется Толик.
Вертеться по дворам ему тоже не хочется. Народ нынче ненадежный пошел. Любят на брата мента пожаловаться. Посмотрят в окно, наберут телефонный номер и сообщат номер машины...
— Склад у них в подвале. Здесь в мешках не осталось... Не на сиденье же у всех на глазах ссыпать...
* * *
Машина выезжает на дорогу и сворачивает во двор.
— И чего там у него с документами? Регистрацию черный, как всегда, сделать не успел?.. — Толик продолжает расспрашивать. Он вообще человек любопытный. И мелочи любит знать. Некоторые даже запоминает, чтобы потом к месту или не к месту вставить.
— Вроде нормально все... — отмахивается Коля.
— А ты что?
— Санитарную книжку спросил...
— Ха... А она ему очень нужна?.. Картошкой же торгует... Ею бабки на каждом углу торгуют... Все без книжек...
— А хрен его знает, — пожимает Коля плечами, словно бы сам удивляется собственному поведению. — Согласился, значит, наверное, нужна...
«Уазик» въезжает во двор, делает петлю вокруг дома. Издали им машет рукой таджик, оставшийся на время без документов, поторапливает. Он прошел напрямую между домами, где нет проезда для машины, и потому опередил ментов. Сам таджик спускается в подвал, но предварительно показывает рукой, где удобнее остановиться машине. Машина подъезжает.
— Заднюю дверцу будьте-с, маму вашу, любезны... — просит довольный собой Коля.
Толику выходить не хочется — и не служебное дело, и не для себя старается, — и он просто протягивает ключи. Коля выходит из машины, и слышно, как щелкает единственный хорошо работающий в машине замок — в отделении, где возят задержанных.
Дверца распахивается.
Толик смотрит вперед. Видит, как из подвала поднимается молодой таджик и тащит сетчатый мешок картошки. Обходит машину. Миша оборачивается, смотрит, как таджик с Колей пристраивают мешок.
Толик за этим же смотрит в зеркало заднего вида.
Дверца хлопает. Коля возвращает таджику документы и садится на переднее сиденье:
— Поехали...
Но теперь уже сам Толик, чуть подавшись вперед и полуразвернувшись, смотрит куда-то в противоположную сторону. Коля пытается рассмотреть, что так заинтересовало водителя, тоже наклоняется вперед.
Тот, оказывается, рассматривает помойку, расположенную на другой части двора.
— До чего довели народ... — оборачивается и с сочувствием говорит Толик. Голос его вдумчивый, взгляд почти умный. — Приличная дамочка... В такой шубе...
В помойке копается... Смотри, смотри, как прыгает...
Из контейнера в контейнер... Как белка...
— А ну-ка, — настороженно говорит вдруг Коля, — кати-ка, маму вашу, туда...
Толя и сам уже понимает — что-то в увиденном не сходится с реальностью. Газует и едет напролом, через бордюр, через низкие талые сугробы, окружающие дорогу, рассекает большой сугроб, окружающий детскую игровую площадку, и умудряется каким-то образом не раздавить собачку, гуляющую на длинном поводке с пожилой женщиной. И только около помойки резко тормозит. Машина идет по талому насту юзом, но мусорные контейнеры благополучно не таранит.
— Картошка рассыпалась, — обиженным тоном басит с заднего сиденья Миша, словно это его невосполнимая личная потеря.
— Пойдем глянем туда... — Голос Коли устремлен вперед, как мысль спринтера, принявшего положение для низкого старта, а сам он вытягивает шею, словно охотничья собака.
— Картошка, говорю, рассыпалась, — повторяет Миша, — мешок развязался...
Но выходит следом за Колей.
В один из мусорных контейнеров свесилась, наполовину перевалившись за борт, женщина в дорогой шубе. Но, только оказавшись ближе, менты видят несоответствие. Из-под длинных пол — ярким цветком на помойке! — выглядывают драные и грязные тряпичные сапоги, подвязанные грубой бечевкой, чтобы подошвы нечаянно не потерять.
— Эй, мадам... — говорит Коля. — Чудо, маму вашу, в перьях...
«Чудо в перьях» не отвечает, занятое нелегкой поисковой работой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14