В подобных обстоятельствах нет нужды вопрошать богов о том, как избавиться от такового бедствия, ибо каждый в состоянии объяснить, что это вполне зависит от нас самих: или следует отречься от зависти, или определить законами для каждого обязанность воспитывать своих детей. Для этого нет нужды ни в предсказателях, ни в кудесниках»{3}.
Правительство вполне понимало угрожающую опасность, оно издавало законы против вдовых и холостых, определяло награды за многочадие, но принятые меры не приносили ожидаемой от них пользы. Военные люди, проведя в военных занятиях и вдали от родины лучшие годы жизни, под старость если и женились, то не производили детей. Независимо от того военная система, лежавшая на мелких земельных собственниках, отнимала у земли рабочие руки и поражала в самое сердце сельское хозяйство. Крестьянские участки поступали за долги в продажу и становились собственностью крупных землевладельцев. Совокупность указанных условий обезлюдила и ослабила древний мир.
Ввиду вышеизложенного едва ли можно оправдать довольно распространенные выражения: древний мир обветшал, состарился, выродился, – которыми пытаются определить сущность перехода от древнего мира к средневековью. Нужно принимать в соображение, что физической преемственности между древними и средневековыми народами вообще не может быть указано: не греки и не римляне играют роль после падения Западной Римской империи, хотя никак нельзя отрицать преемственности в идеях и воззрениях, т.е. тесной культурной связи между древним миром и средними веками. Древний мир оставил в наследство средним векам свою культуру; следовательно, самый процесс передачи культурного наследства и способы усвоения должны составлять для историка самое существенное в понимании и изложении переходной эпохи от древнего мира к средним векам.
Понимая этот процесс как постепенное перерождение, мы должны отвести самое главное место выяснению двух начал, под влиянием которых совершается перерождение древнего мира. Это перерождение медленно происходило под влиянием духовного и материального элемента. Один постепенно ослаблял философские и религиозные воззрения языческого мира, подготовляя умы для восприятия христианской религии; другой постепенно изменял самую физическую сущность обитателей древнего мира, вливая свежую струю варварской крови в слабеющие и переставшие размножаться поколения и народности.
С середины прошлого столетия выдвинута была мысль об изучении исторической и социально-религиозной обстановки, в которой образовалась и утвердилась христианская идея. Эта мысль, составляющая основное положение так называемой Тюбингенской школы, привела к весьма важным выводам на почве изучения религиозной идеи в эпоху происхождения и утверждения христианства. Вера в языческую религию поколебалась в сознании древних народов, боги перестали удовлетворять религиозным потребностям, и наступила такая пора, когда опустелый Олимп ни для кого не представлял более ни отрады, ни успокоения. А между тем человечество не могло оставаться лишенным религии. Место языческого культа должна была занять другая вера. Это искание новой идеи, которым характеризуется философское движение в древнем мире, чрезвычайно богато последствиями, и на почве философской производительности добыты те заключения, которые приготовили древний мир к принятию христианской идеи. Мы разумеем здесь весьма продолжительный период поисков за новыми идеями, поисков утомительных и часто безнадежных, которые необходимо историку оценить и представить в надлежащем освещении, чтобы показать значение идейной борьбы в человеческом обществе. Весьма известно то обстоятельство, что древняя вера в божественную силу греко-римских божеств была поколеблена задолго до того времени, как восточные божества стали приглашаться к участию в Олимпе.
В комедии Аристофана «Облака» есть место, где Сократ на сделанное ему замечание, чго в руках Зевса есть молния, чтобы поражать клятвопреступников, отвечает: «Дурак! Ты повторяешь бабьи сказки. Если Зевс поражает молнией клятвопреступников, то почему не попалил Симона, и Клеонима, и Феора – ведь это самые злые клятвопреступники. Вместо того он поражает собственные храмы, и шпиц Афинеи Сунийской, и высочайшие дубы. Что они ему сделали?» Имеется в виду все довольно вольное место в разговоре Стрепсиада с Сократом, где гром сравнивается с газами, выпускаемыми из себя человеком: стихи 388 и сл., в особенности 398–402

Если принять в соображение, что время жизни комика падает на 450–385 гг. до Р.Х., то можно еще удивляться, что вера в богов так долго держалась в греко-римском обществе. Правда, правительство пыталось разными средствами поддержать и оживить религию и достигало в этом отношении некоторых временных успехов. Но философское мышление, направляясь к выяснению отношений человека к верховному существу, все более и более подрывало уверенность в верованиях, когда-то имевших значение непререкаемых истин. Уже основные положения, выводимые из платоновского учения: идея единого и всесовершенного Бога, бессмертие души, воздаяние по смерти за совершенные в жизни деяния – заключали в себе выводы, несовместимые с старой верой и скорее приближающиеся к христианству, чем к язычеству.
Чем объясняется нетерпимость римского государства к христианам? Хотя нельзя думать, что христианство в смысле носителя новых идей представляло собой разрушительное начало, ибо буква убивает, а дух животворит; но по отношению к политическому и социальному строю древнего общества христиане, несомненно, представляли собой крайнюю оппозицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34