свет рассеивался, поблескивая мириадами искр или источался неведомо откуда призрачным сиянием, и Субботину почудилось, будто он находится в бассейне, заполненном прозрачной водой, по всей глубине которой играют солнечные блики… Через несколько шагов это ощущение пропало, и чем дальше он продвигался, тем темнее становилось вокруг. Он включил фонарь, вмонтированный в верхней части гермошлема. На Луне, как в шахте, густая тьма тени таила опасности, так как исследователь, пересекая границу света, терял всякую видимость и мог напороться на глыбу, попасть в трещину и просто упасть, споткнувшись о камень или оступившись. Для питания фонаря использовались туллиевые элементы, которых хватало до полного износа гермошлема. От вспыхнувшего света снова заискрились кристаллы кварца. Здесь они были чуть крупнее или, может быть, это только показалось Субботину, потому что пещера постепенно сужалась. Под ногой что-то фукнуло. Из-под ботинка разлетелась пыль. Впечатление было такое, будто он наступил на высохший гриб-дождевик. Михаил нагнулся, осветив фонарем неровности дна, но ничего необычного не приметил. Свод пещеры продолжал подниматься, но так же поднималось и дно, засыпанное не то реголитом, не то глинистой пылью, среди которой поблескивали то здесь, то там более крупные, чем кварц, смоляно-черные головки кристаллов турмалина. Впереди он увидел еще одно разветвление. Дойдя до него, он записал шаги и замерил гиробуссолью направление ходов. Потоптавшись на развилке, решил пойти направо, но ответвление скоро закончилось тупиком, и Субботин повернул обратно. Опять что-то пшикнуло под ногами, но он решил не отвлекаться, так как прежде всего следовало составить хотя бы глазомерный план пещеры.
Главный ход пещеры протянулся от места их вынужденной стоянки метров на четыреста, распадаясь в конце на более мелкие и узкие ответвления. Он выбрал то, которое заметнее других поднималось вверх, считая, что с обследованием других можно подождать до лучших времен. Сначала он шел во весь рост, затем пришлось согнуться, а когда ход опять разделился, Михаилу пришлось ползком протискиваться по левому проходу метров десять, ежеминутно опасаясь, что тот закончится тупиком. Однако постепенно проход начал расширяться, появились полости, в которых можно было не только развернуться, но даже присесть отдохнуть, и метров через пятьдесят он завершился еще более просторной камерой, по форме напоминающей боб или почку, поставленную вертикально. Геолог выпрямился во весь рост и, подняв вверх руку, с трудом дотянулся до свода камеры. Получалось, что высота камеры не менее двух метров тридцати сантиметров, то есть высота, которую он обычно доставал рукой, вытянувшись в струну.
— Уже неплохо! — подумал он вслух.
— Что, Миша? Где ты там? — донесся голос Смолкина.
— В почке, набитой камнями, — отшутился Субботин. — Чего тебе?
— Ничего, просто ты заговорил, а я не понял. Ты скоро?
— Минут через десять.
Субботин потрогал стены камеры. Кристаллы здесь были намного крупнее, чем по всей пещере, почти земных размеров. Прозрачные друзы аметистов отливали фиолетово-красным цветом, зеленели плоскости амазонита, будто испещренные еврейскими письменами; то здесь, то там кристаллы окаймляли чуть зеленоватыми пластинками и чешуйками слюды, сквозь которые прорастали скопления черного турмалина. Машинально отмечая все эти красоты, он включил на всякий случай радиометр. Активность оказалась чуть больше восьмидесяти микрорентген.
— Сойдет, — решил он и отправился в обратный путь.
Смолкин, сняв оба искалеченных колеса, ждал его у лунохода, чтобы зайти в отсек вместе. Увидев промелькнувшую в лучах фар фигуру Субботина, он стукнул ключом по корпусу вездехода.
— Эй, на борту! Откачать воздух!
Подошел Субботин, держа в руке образец.
— Я думал, ты целую гору наберешь, — подзудил его Смолкин.
— Зачем безобразить пещеру. Может, она единственная на Луне. На Земле таких давно нет, а возможно, и никогда не было. Это ведь не карст, это «занорыш», как говорят на Урале. Во всяком случае, мне лично полость в пегматитах такого размера на Земле неизвестна. Возможно, повлияло то обстоятельство, что здесь нет атмосферы. Летучие компоненты и гидротермальные растворы уходили быстрее, чем в земных условиях.
— А это у тебя что? — спросил Сима, указывая на образец.
— Не знаю. Надо проверить на анализаторе. Может быть, новый минерал.
Открылся люк и высунулась голова Макарова в гермошлеме.
— Входите быстрее!
Смолкин, подхватив одно колесо, протиснулся в отсек.
— Подать второе? — спросил Михаил, ухватив колесо за обод.
— Не надо. При следующем выходе. Тут и так не развернешься.
Субботин отпустил обод, быстро заскочил и задраил люк.
— Герметизация?
Саша глянул на приборную доску.
— Нормально!
И включил систему подачи воздуха. Система не обеспечивала полной регенерации воздуха, но обладала вполне удовлетворительной способностью очищать его от всех вредных примесей. Поэтому, кроме основного резервуара со сжатым воздухом, в систему подключался баллон с кислородом, который по мере необходимости восполнял его убыль в процессе дыхания, а поскольку при очистке воздух мог подогреваться или охлаждаться, то система подачи воздуха одновременно работала и как кондиционер. Обычно при выходе наружу пренебрегали тем небольшим объемом воздуха, который находился в отсеке, но, попав в чрезвычайные условия, друзья решили экономить и на малом. Когда давление в отсеке поднялось до нормальной отметки, все разгерметизировали костюмы. Автономное дыхание потребляло больше кислорода, так как он частично поглощался фильтрами, в то время как система очистки воздуха лунохода отдавала полностью весь неиспользованный кислород и практически расход его был стопроцентным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36