Возможно, что они поняли друг друга – она покраснела, а он одиноко побрел к себе на самый верх, мимо объятых безмолвием квартир.
Огюст, все время сильно жмуривший левый глаз, обезумев от мигрени, которая с самого утра не давала ему покоя, уже успел войти в. квартиру, куда пришла и вся родня.
Когда настал, момент прощания, Валери крепко обняла Берту, окончательно измяв ей платье, поцеловала ее и еле слышно произнесла:
– Ах, дорогая моя! Желаю вам быть более счастливой, чем я.
IX
Два дня спустя, около семи часов вечера, придя к Кампардонам обедать, Октав застал Розу одну. Она была в кремовом шелковом пеньюаре, отделанном белым кружевом.
– Вы кого-нибудь ждете? – спросил Октав.
– Да нет, – ответила она несколько смущенно. – Мы сядем за стол, как только Ашиль вернется.
Архитектор стал вести беспорядочный образ жизни, никогда вовремя не являлся к столу, приходил весь красный, озабоченный, проклиная дела. Кроме того, он каждый вечер под различными предлогами исчезал из дому, ссылаясь на деловые свидания в кафе или же придумывая какие-то заседания в отдаленных частях города. В таких случаях Октав составлял компанию Розе, просиживая с ней до одиннадцати часов вечера. Он понимал, что муж пригласил его столоваться у них лишь ради того, чтобы он развлекал его жену. Между тем Роза кротко жаловалась ему и высказывала свои опасения. Боже мой, ведь она предоставляет Ашилю полную свободу, но она всегда так беспокоится, когда после полуночи его еще нет дома!
– А вы не находите, что у него с некоторых пор какой-то невеселый вид? – с оттенком тревоги и нежности в голосе спросила она.
Нет, Октав этого не заметил.
Он, пожалуй, только чем-то сильно озабочен. Видимо, заказы в церкви святого Роха причиняют ему много хлопот.
Но Роза отрицательно покачала головой и больше не стала об этом говорить. И тут же проявив внимание к самому Октаву, она с обычной для нее материнской участливостью стала расспрашивать, как он провел день. В продолжение девяти месяцев, что он у них столовался, Роза относилась к нему как к члену семьи.
Наконец появился архитектор.
– Добрый вечер, кисонька, добрый вечер, душечка! – воскликнул он, как всегда, целуя ее с пылкостью нежного супруга. – Опять какой-то дурак поймал меня на улице и продержал целый час.
Отойдя в сторону, Октав услышал, как муж и жена вполголоса обменялись несколькими фразами.
– Ну, что, она придет?
– Да нет, зачем же? Главное, не волнуйся…
– Ты ведь дал мне слово, что она придет.
– Ну что ж! Да, она придет… Ты довольна? Я ведь это делаю только ради тебя…
Сели за стол. За обедом только и было разговора, что об английском языке, которым Анжель стала заниматься две недели тому назад. Кампардон вдруг ни с того, ни с сего стал доказывать, насколько необходимо барышне знать этот язык. Дело в том, что до Кампардонов Лиза служила у одной актрисы, которая раньше жила в Лондоне. И каждый раз за едой начиналось обсуждение, как произносить название того или иного блюда, которое подавалось ею на стол. В этот вечер после долгих и нудных попыток правильно произнести слово «rumpsteak» пришлось унести на кухню жаркое, которое оказалось жестким, как подошва, потому что кухарка Виктуар забыла своевременно снять его с плиты.
Уже приступили к десерту, как вдруг раздался звонок, от которого г-жа Кампардон вздрогнула.
– Это ваша кузина, сударыня, – доложила Лиза, явно обиженная, что ее не сочли нужным посвятить в семейные дела.
И действительно, в столовую вошла Гаспарина. У нее был невзрачный вид, столь свойственный продавщицам, – исхудалое лицо, простое черное шерстяное платье. Роза, упитанная и свежая, в пышном шелковом пеньюаре кремового цвета, поднялась ей навстречу; она была так взволнована, что на глазах у нее блестели слезы.
– Ах, моя дорогая! – проговорила она. – Как это мило с твоей стороны! Давай забудем все, что было! Не так ли?
Она обняла ее и два раза крепко поцеловала. Октав из скромности хотел было уйти. Но на него рассердились. Не к чему уходить, ведь он свой человек! Тогда он с затаенной усмешкой стал наблюдать эту сцену. Кампардон, сначала сильно смущенный, старался не смотреть на обеих женщин, отдуваясь и делая вид, будто ищет сигару. А Лиза, стуча посудой и переглядываясь с изумленной Анжелью, сердито убирала со стола.
– Это твоя тетя, – сказал наконец архитектор своей дочери. – Мы с мамой о ней говорили… Поцелуй же ее.
Девочка, смотря, как всегда, исподлобья, подошла к Гаспарине, встревоженная пронизывающим, как у учительницы, взглядом, которым та окинула ее, предварительно осведомившись, сколько ей лет и как она учится.
Когда перешли в гостиную, Анжель отправилась на кухню вслед за Лизой, которая с силой захлопнула дверь и, нисколько не стесняясь, что ее могут услышать, выпалила:
– Ну и пойдет же у нас тут потеха!
В гостиной Кампардон, все еще возбужденный, стал объяснять, что он тут ни при чем.
– Клянусь, что не мне пришла в голову эта удачная мысль… Роза сама захотела помириться. Вот уже с неделю, как она все твердит: сходи за ней… И в конце концов я привел вас сюда.
И, как бы чувствуя необходимость в чем-то убедить Октава, он отвел его к окну.
– Что ни говорите, а женщины всегда остаются женщинами… Мне это было не по душе, потому что я боюсь скандалов. Ведь всегда они смотрели в разные стороны, и никак их было не помирить. Но все-таки пришлось сдаться. Роза уверяет, что это будет лучше для нас всех. Что ж, попробуем… Сейчас от них обеих зависит создать мне какое-то сносное существование.
Тем временем Роза и Гаспарина, усевшись рядом на диване, стали вспоминать прошлое – годы, проведенные в Плассане, у отца Розы, добрейшего г-на Думерга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155