Они победили нас.
— Но это… — начала было Солли и замолчала.
Она не знала, что сказать.
— Они побеждали нас с самого начала, — рассказывал он. — Частично из-за того, что наше правительство не понимало, насколько они хороши и сильны. А они сражались лучше и злее нас, разумно и с исключительной смелостью.
— Они боролись за свою свободу!
— Возможно, — вежливо ответил Тейео.
— И ты…
— Я хочу сказать, что уважал своих противников.
— А мне ничего не известно об этой войне, да и вообще о войнах, — сказала она со смесью горечи и раздражения. — Я жила какое-то время на Кеаке, но там не было войны. Там происходило расовое самоубийство. Бездумное уничтожение биосферы. Наверное, есть большая разница… Именно тогда союз Экумены решил ввести запрет на некоторые виды вооружения. Мы просто не могли смотреть на то, как Оринт и Кеака разрушали самих себя. Терранцы тоже отвергали Конвенцию союза. И они едва не погубили свою планету. Между прочим, я наполовину терранка. Мои предки веками гонялись друг за другом по планете — сначала с дубинами, а позже с атомными бомбами. Они тоже делились на хозяев и слуг… целые тысячелетия. Я не знаю, насколько хороша Конвенция союза и верна ли она. Кто мы такие, чтобы позволять другим планетам то и запрещать им это? Но идея Экумены предлагает способ сосуществования! Способ открытого общения. Мы не хотим мешать кому-то двигаться вперед.
Он слушал ее и ничего не говорил. И только позже тихо прошептал:
— Мы учились смыкать ряды. Всегда. Я думаю, ты правы. Это была напрасная трата времени, сил и духа. Вы более открыты. И мне нравится ваша свобода.
Эти слова многого стоили ему, подумала Солли. Не то что ее словоизлияния, похожие на танцы света и тени. Он говорил от чистого сердца, и поэтому она с благодарностью принимала его похвалу. К тому времени Солли начала понимать, что с каждым прошедшим днем она все больше и больше теряла уверенность и надежду. Она теряла убежденность в том, что их выкупят, освободят, что они когда-нибудь выберутся из этой комнаты, и что вообще останутся живыми.
— Это война была жестокой?
— Да, — ответил он. — Я даже не могу объяснить… Не могу сказать… Там все происходило ослепительно быстро, как в мощных вспышках света.
Он поднял руки к лицу, словно хотел закрыть глаза, а затем с укором посмотрел на Солли. И тогда она поняла, что его стальное на вид самообладание было уязвимо во многих местах.
— То, что я видела на Кеаке, происходило в такой же манере, — сказала она. — Я тоже ничего не могла объяснить. Как долго ты был на Йеове?
— Чуть меньше семи лет.
Она поморщилась.
— Значит ты везучий?
Этот странный вопрос не имел прямого отношения к тому, о чем они говорили, но Тейео по достоинству оценил его.
— Да, — ответил он. — Мне всегда везло. Большинство из моих соратников погибли в боях, и многие из них — в первые три года. Мы потеряли на Йеове триста тысяч человек. Правительство замалчивает это. Подумать только: две трети веотов Вое Део убиты! А я остался жив. Наверное, я действительно очень везучий.
Он опустил подбородок на сцепленные пальцы и замкнулся в мрачном молчании.
Через какое-то время Солли тихо прошептала:
— Надеюсь, ты по-прежнему удачлив.
Он ничего не ответил.
x x x
— Как долго их уже нет? — спросил Тейео.
Она посмотрела на часы и прочистила пересохшее горло.
— Шестьдесят часов.
Их похитители не пришли прошлым днем в положенное время. Они не пришли и этим утром. У пленников кончилась еда, а затем и вода. Солли и Тейео становились все более мрачными и молчаливыми. Иногда они перебрасывались короткими фразами, но большую часть времени в комнате царила тишина.
— Это ужасно, — сказала она. — Это просто ужасно. Я начинаю думать…
— Они не бросят тебя, — проворчал Тейео. — Они взяли на себя ответственность за твою жизнь.
— Потому что я женщина?
— Частично.
— Вот же дерьмо!
Он улыбнулся, вспомнив, что там, на воле, ее грубость казалась ему невыносимой.
— А вдруг их поймали и расстреляли? — воскликнула она. — Что если они никому не успели рассказать, где держат нас?
Тейео тоже не раз подумывал об этом. И он не знал, как ее успокоить.
— Мне не хотелось бы умирать в таком противном месте, — заплакала она. — Здесь холодно и грязно. Я воняю, как падаль. Я воняю уже двадцать дней! От страха смерти меня мучает понос, а я не могу выдавить из себя и капельку кала. Меня мучает жажда, но у нас нет ни капли воды!
— Солли! — сказал он резко. — Успокойся! Не теряй свою гордость! Оставайся твердой, как кремень!
Она с изумлением посмотрела ему в лицо.
— А для чего мне оставаться твердой?
Он смущенно замолчал, и она спросила:
— Мои грубые слова задевают твою благородную честь?
— Нет, но…
— Тогда в чем дело? Что тебя волнует?
Он подумал, что у нее начнется истерика, но Солли вскочила, схватила пустой поднос и стала колотить им по двери, пока не разломала его на части.
— Идите сюда, черт бы вас побрал! — кричала она. — Идите сюда, ублюдки! Выпустите нас отсюда!
Потом Солли села на матрас и с печальной улыбкой посмотрела на Тейео.
— Вот так, — сказала она.
— Подожди-ка! Слушай!
Они на миг затаили дыхание. Где бы ни находился этот подвал, городские звуки до него не доходили. Но теперь неподалеку отсюда происходило что-то очень серьезное. Они услышали взрывы и приглушенную канонаду.
Дверные засовы заскрипели.
Пленники вскочили на ноги. Дверь открылась — на этот раз очень тихо и медленно. На пороге стоял вооруженный мужчина. Подняв винтовку наперевес, он отступил на шаг, и в комнату вошли два патриота. Первого, того, что был с пистолетом, они никогда не видели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25