Аберон путался в архаичном диалекте древних книг, портил зрение, дышал многовековой пылью и спорами плесневых грибов, но в итоге добился желаемого. Поначалу обучение шло с трудом. Но принц оказался способным, а точнее, самородным, гениальным магом, обладающим крупицами темной силы, по неведомо какой и, вероятнее всего, ошибочной причине помещенными в не предназначавшиеся для таких целей тело и разум. Незаметно миновало несколько лет, прежде чем Аберон убедился, что из искры разгорелся костер, а впоследствии и жаркое, всепожирающее пламя. Миру явился новый маг – необузданный, могучий и не знающий пощады. Злодей, не любящий никого и, в свою очередь, никем не любимый.Впрочем, рассуждая о всеобщей нелюбви к себе, Аберон намеренно кривил душой. У него все-таки водился один друг – давний, закадычный и необычный. Есть тащи, которым необычайно идут любые пороки, а других – безобразят даже добродетели. Гнус принадлежал к расе гномов и состоял при дворцовой кухне, занимая положение всеми презираемого отщепенца. Остается только гадать, как смогли прекрасные эльфы, народ в общей своей массе добрый и отзывчивый, допустить подобную несправедливость? Но вот тем не менее не только допустили, но и одобрили. Когда-то очень давно Гнус мечтал стать магом. Спокойный, услужливый паренек, неизменно вежливый и улыбающийся. Ну и пусть, что росту в нем было чуть больше, чем у знаменитых рохосских догов. Ведь в любом человеке, эльфе или гноме самое главное не импозантная внешность, а красота внутренняя, духовная. Сметливый гном очень нравился великим эльфийским магам, снисходительно допустившим его в число своих… не учеников, конечно, а для начала всего лишь помощников. По принципу: принеси, подай, смешай вон те компоненты, да смотри не перепутай. А после всего – пойди прочь. Но неглупый гном радовался и этому. И может, ждала бы его неплохая карьера кудесника-подмастерья, если бы в один черный день, передвигая потолочный кухонный крюк, он случайно не свалился в чан с кипящим маслом. Несчастного немедленно извлекли из огненной жидкости и излечили – ровно настолько, насколько это оказалось возможным.Гном выжил и постепенно оклемался. Но с той поры юношу безобразно перекосило, левая рука ссохлась и повисла серой парализованной плетью, а покрытое ожогами лицо стало страшнее омерзительной личины самого непотребного демона. И имя его настоящее как-то мало-помалу забылось, сменившись презрительной собачьей кличкой Гнус. Убогого урода из показной жалости, которая зачастую ранит людей намного сильнее открытой жестокости, не выгнали из дворца, а разрешили жить в темном углу под черной лестницей, иногда кидая туда объедки и поношенные лохмотья. Гнус замкнулся, озлобился и научился яро ненавидеть всех и вся. До тех пор, пока его однажды не отыскал малолетний принц-альбинос, который одел, накормил и приблизил к себе больного уродца, назначив личным любимым шутом.Вот тут-то Гнус и почувствовал удобную возможность отыграться на своих вчерашних обидчиках, ибо никакое моральное удовольствие в жизни любого живого существа иногда не сравнится с удовлетворением аморальным. И злопамятный шут начал мстить. Поскольку он всегда чрезвычайно успешно заметал мельчайшие следы своих проделок, то явных обвинений против него никто не выдвигал: себе дороже. Но слухи никогда не родятся на пустом месте. И, наверно, не зря намекали, что изобретательные выдумки Гнуса стали причиной падения тяжелой люстры, переломавшей немало рук и ног, и знаменитого отравления вкуснейшим раковым супом, от которого вроде бы скончался кто-то из самых заносчивых придворных, особо недолюбливающих выскочку-шута. Часть же излишне бойких на язык и вообще исчезла бесследно. Гнома стали бояться, пожалуй, даже сильнее, чем его высокородного покровителя. Гнус же не боялся никого. Ведь если ты никого не боишься, значит, ты и есть самый страшный.
Второй человек, не брезговавший обществом Аберона, стал полной противоположностью отвратительного, полупарализованного шута. Принц частенько исчезал с Поющего Острова – иногда на месяц, а порой и на более долгий срок. Мир людей еще будоражили отголоски кровопролитной войны между эльфийскими кланами, сильно сократившей их число и вынудившей отступить выживших на территорию изолированного, неприступного острова. В юном возрасте наследника томили неясные, трудно реализуемые мечты и желания, лишавшие его власти не только над собственными подданными, но и над самим" собой. Кто не властен над собой, зачастую склонен домогаться власти над другими. Аберон алкал всего одновременно: славы, силы, богатства и конечно же примитивной, но упоительно сладкой плотской любви. Запоздалое половое созревание, не чуждое и вечно молодым эльфам, вовсю давало знать о себе, требовательно волнуя кровь и вызывая в сердце и чреслах неясное томление, называемое жаждой женщины. Аберон искал физических удовольствий.Ее звали Маргота де Вакс, и она происходила из знатного, но обедневшего дворянского рода. Однажды они случайно повстречались на лугу, где принц откапывал корневища золотого уса, а девушка собирала полевые цветы. Яркие лучи утреннего солнца, отразившиеся от серебряных эльфийских кудрей, и стали теми роковыми стрелами несчастной любви, насквозь пронзившими наивное девичье сердечко. Плащ из багряной парчи, подчеркнувший необычайность алых глаз юного альбиноса, совсем не напугал, а лишь сильнее привлек прекрасную Марготу. Аберон же, в свою очередь, тоже был очарован безыскусной красотой шестнадцатилетней девушки. Каштановые косы туземки доверчиво сплелись с серебром его волос, узкие бледные губы принца соединились с вишневой мякотью ее свежих уст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21