Быстро завершив формирование армий, Геллий и Лентул двинулись с ними на восток от Рима, навстречу шедшему на север Спартаку.
Вскоре они разделились. Геллий повернул на юг — он взял на себя Крикса, а Лентул продолжал движение Спартаку наперерез. У второго консула имелась личная причина взять на себя вождя рабов. Все это время — от начала «войны Спартака» — он подвергался в Риме укорам за своего бывшего гладиатора. Поэтому Лентулу не терпелось сразиться со Спартаком и «привести в чувство» своего мятежного гладиатора.
Весь Рим замер в ожидании. Действительно, зрелище предстояло небывалое: бывший хозяин состязался со своим бывшим гладиатором в счастье и воинском таланте.
IV
Каждый новый день Цицерон начинал в большом волнении. Он жадно ловил всякую весточку из армии, где находилось много близких ему людей, и с нетерпением ждал писем от своих друзей — консулов.
Ни в какой мере восставшим рабам и италийским низам Цицерон не сочувствовал. Для этого взгляды его были слишком консервативны. И сам он никогда этого не скрывал. Уже в одной из первых своих речей, когда ему было 26 лет, он говорил: «Кто меня знает, тому известно, что, когда мое задушевное желание о примирении партий (Мария и Суллы. — В. Л. ) не осуществилось, я, насколько позволяли мои слабые, ничтожные силы, трудился для победы тех, которые ныне победили. Всякому было ясно, что тут подонки общества вступали в борьбу за власть с его цветом. Одни только дурные граждане могли не примкнуть в этой борьбе к тем, торжество которых обеспечивало государству достоинство внутри и почет извне. Доволен и рад от всего сердца, судьи, что это стало действительностью, что каждому были возвращены его права и преимущества, и вместе с тем не могу не признать, что все это произошло по воле богов, при живом участии римского народа и благодаря уму, военной силе и счастью Л. Суллы. Я не имею права порицать того, что были наказаны люди, упорно сражавшиеся за дело другой партии, не могу не похвалить того, что возданы почести героям, оказавшим громадные услуги при исполнении самого дела. Ради этого, мне кажется, сражались они, ради этого, признаюсь, примкнул к их партии и я».
Такой спич не являлся насилием над собой, вызванным тяжелыми обстоятельствами времени — мрачным господством сулланского режима. Цицерон в силу своего воспитания всегда тяготел к аристократии, а демократию марианцев не выносил. Недаром, конечно, он говорил: «Все мы, честные люди, всегда благосклонно относимся к знатности». Себя самого он именовал «борцом за дело сената, Италии, государства» и очень любил порассуждать о «безумных стремлениях вожаков народа». Всякий народный трибун, несогласный с сенатом, был для него «явный негодяй и неимущий». О самом римско-италийском плебсе Цицерон отзывался презрительно. Так, в одном интимном письме Аттику (61 г.) он пишет о «составляющей народные сходки пьявке казначейства, жалкой и голодной черни», в другом (60 г.): «Ведь нашу силу, как ты хорошо знаешь, составляют богатые люди. Народу же и Помпею я вполне угодил своим предложением о покупке земель (ведь этого я и хотел); я полагал, что, проведя ее настойчиво, можно будет вычерпать городские подонки и заселить безлюдные области Италии».
Понятно, что при таких взглядах Цицерону не терпелось узнать, как же консульские армии разделались с мятежниками. Нетерпение его вскоре было удовлетворено, но не совсем так, как он ожидал.
V
Проводив армию Спартака, Крикс со своими легионами двинулся к Синонту, на земле которого располагалась колония сулланских ветеранов (около 10 тысяч).
Основанная в 194 году до н. э. недалеко от горы Гарган (к югу от нее находилась печально знаменитая болотистая Салапия), колония эта являлась худшим из всех районов расселения ветеранов (82 г. до н.э.).
Но такое положение оказалось временным. Ветераны сильно обогатились на восточной войне и на проскрипциях, деньги у них были, война их уже не привлекала, теперь они жаждали спокойной и мирной жизни, заслуженного почета и славы. Естественно, что они с величайшей охотой по заветам предков вновь взялись за земледелие, в большом количестве покупали рабов из галлов и германцев, лошадей и овец, обстраивались, осушали землю, пробовали разводить виноград, широко используя советы многочисленных римских агрономов и знающих соседей.
В результате за небольшой срок, меньше чем за 10 лет, окрестности Сипонта и Салапии совершенно преобразились.
Вот в эту-то область и двинулся Крикс. Он намеревался окончательно разделаться с ветеранами, засевшими в Сипонте, освободить из эргастулов заключенных туда рабов, захватить для формирования кавалерийских частей новые конские табуны, создать еще одну продовольственную базу.
Сулланские ветераны, призванные вновь к оружию декретом сената и необходимостью, и не думали сдаваться, хотя их было и гораздо меньше. Поседевшие в войнах, люди храбрые и опытные, увенчанные блестящими победами под начальством Суллы, они презирали повстанцев, во-первых, как людей, уже однажды побежденных ими на войне, во-вторых, как собственных беглых рабов, по спинам которых они еще столь недавно прохаживались палкой и плетью.
Собравшись с началом восстания в Сипонте, ветераны сильно укрепили город. Отсюда они делали частые вылазки против осадившего их Крикса. Последний отвечал разорением окрестностей с помощью летучих отрядов. И ветераны, сжимая кулаки и задыхаясь от злобы, вынуждены были смотреть, как горели их имения и под стенами города толпы беглых рабов делили их имущество.
А с главными военными силами римлян происходило в это время вот что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136