Это какой-то магический треугольник». Кригер был менее благодушен:
«Меня всегда бесила полиция, торчавшая на наших концертах. Они только и ждали, к чему бы придраться… но мы были готовы к этому. Это было естественной частью программы. Действовало две силы: одна, олицетворявшая перемены, другая, выступавшая за то, чтобы все оставалось по-старому и не выходило из-под контроля. И, как всегда в подобных ситуациях, они уравновешивали друг друга». Тем не менее, подчеркивал Моррисон, если на концерте не было стражей закона, то некому было противостоять и исчезала почва для беспорядков.
В декабре The Doors вернулись в студию, чтобы начать работу над очередным альбомом. 8 декабря Джиму исполнилось 25 лет. Черри Симмонс с горечью вспоминает:
«Мы спускались по ступенькам офиса The Doors, и он сказал мне: „Ну вот, я и дотянул до двадцати пяти. Как ты думаешь, дотяну до тридцати?“ И мы оба знали, что до тридцати он не дотянет».
The Soft Parade
13 декабря 1968 г., в пятницу, The Doors давали концерт в лос-анджелесском «Форуме». Выступавшие «на разогреве» Джерри Ли Льюис и какой-то китайский музыкант, игравший на народном инструменте, с трудом завершили свою программу — толпа жаждала увидеть The Doors. Когда один из разгоряченных фанов бросил на сцену зажженную пиротехническую свечу, терпение Джима лопнуло. «Что вы делаете здесь? — спросил он у толпы. — Зачем вы пришли сюда сегодня?» Нет ответа. «Мы можем исполнять музыку всю ночь, если вы этого хотите, — сказал Джим. — Но ведь вы этого не хотите, правда? Вы хотите чего-то большего, чего-то необычного, того, чего никогда не видели, так ведь? — Он сделал паузу. — А идите вы на…! Мы пришли, чтобы исполнять музыку!» Группа пустилась в сорокаминутное исполнение «The Celebration Of The Lizard», во время которого Джим не сделал ни одного из своих обычных сценических жестов. Он просто стоял на одном месте, сжимая микрофонную стойку. Ошеломленная публика молчала.
Однако исполнять музыку становилось все труднее. Моррисон говорил: «В условиях, когда приходилось повсюду таскать за собой оборудование, у нас не хватало времени на творчество. Сейчас мы могли бы активнее взяться за дело… но проблема в том, что мы редко видимся друг с другом.
Мы пользуемся громким успехом: гастролируем, записываем пластинки, а в свободное время разбегаемся по своим углам. Поэтому напрягать мозги нам приходится уже в процессе записи. Мы не можем нарабатывать новые идеи вечер за вечером кряду, как мы делали это, работая в клубах. В условиях студии творческий процесс становится менее естественным».
Правоту этих слов подтвердил новый сингл «Touch Me» («Прикоснись ко мне»), выпущенный уже в декабре. Моррисон, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке, что заметно на протяжении всей песни (да и всего альбома, как оказалось впоследствии). Песня, обильно сдобренная звучанием струнных инструментов, принадлежала перу Кригера. Впервые, по настоянию Моррисона, на конверте пластинки указывалось имя автора. Таким образом Джим хотел дистанцироваться от текстов, принадлежавших Кригеру. Похоже, в то время он направил свои творческие силы на сочинение стихов, — может быть, именно этим объясняется то, что в альбоме так мало его песен. Так или иначе, «Touch Me» звучала почти как самопародия (во время концертов Джим часто заменял основной рефрен на слова «suck me»: еще при записи он отказался исполнять первоначальный вариант Кригера «hit me» («порази меня»). Безобидная, несмотря на рискованный рефрен, песня, казалось, была специально рассчитана на девчонок-подростков, «балдевших» от Моррисона. Ей все же удалось попасть на третью строчку хит-парадов, а всего она продержалась в списках около двух месяцев.
Что заботило Моррисона меньше всего, так это хит-синглы. Он хотел, чтобы его воспринимали всерьез как поэта и чтобы The Doors ориентировались на своих сверстников, а не на малолеток. Джим ненавидел и презирал свой статус идола для тинэйджеров, мальчика с обложки. Вполне возможно, тот факт, что в последующие годы он заметно поправился, хотя бы отчасти связан с его стремлением не иметь ничего общего с этим имиджем: вспомним, что тогда же он отрастил бороду и стал одеваться как попало. А как насчет превращения в грязного пропойцу? Отчасти Джим тоже мог делать это сознательно, — мы знаем, что он был способен творить ужасные вещи, просто чтобы отвадить от себя тех людей, с которыми ему не хотелось иметь дела.
«Было время, когда я много пил, — признавался он в конце 1968г. — На меня давили обстоятельства, с которыми я не мог справиться, к тому же я пил, чтобы совладать с трудностями жизни в окружении множества людей, да и вообще от скуки. Но мне нравится пить: спиртное расслабляет людей и иногда стимулирует беседу. В чем-то это сродни азартным играм: вечером ты выпиваешь и не знаешь, где окажешься на утро. Все может кончиться хорошо, а может случиться беда. Как будто бросаешь кости». Но Моррисон по-прежнему был уверен, совершенно уверен, что контролирует ситуацию: «Я могу рассчитать все так, чтобы оставаться на одном месте; каждый маленький глоток дает новый шанс ощутить блаженство».
По крайней мере, его не покидало чувство юмора. Во время концерта в Мэдисон-Сквер-Гарден в январе 1969г. Моррисон сказал, обращаясь к половине аудитории: «Вы — жизнь». Повернувшись в другую сторону, он провозгласил: «Вы — смерть». Затем Джим сказал, адресуя свои слова уже всей публике: «Я оседлал забор между вами, и у меня яйца болят». Тот факт, что тогда много неприятностей Джиму доставляла гонорея, придает его словам опенок горькой самоиронии.
«Живые» выступления создавали ощущение, которого Моррисону до боли не хватало в студии, — беспокойное чувство власти над толпой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34