Если бы к этим голым ягодицам приладить глаза, получилось бы нечто, отдаленно смахивающее на щекастое лицо депутата. А в темноте определенное сходство улавливалось и без всяких дополнительных штрихов.
Усмехнувшись, Эдичка закинул ногу за ногу.
– Никакого льда, – предупредил он. – Напиток должен сохранять комнатную температуру. В этом весь кайф.
– Кайф вовсе не в этом, – игриво шепнул ему на ухо возвратившийся Шадура, выставляя на стол два бокала.
– Закрой глаза, – так же тихо предложил ему Эдичка. – И протяни руку сюда… Ниже… ниже… Теперь сожми пальцы.
Сглотнув слюну, Шадура стиснул в ладони предмет, оказавшийся значительно более тонким и твердым, чем он ожидал. Тогда он открыл глаза и с разочарованием обнаружил в своей руке узорчатую квадратную бутылку, которую держал за длинное горлышко.
– «Те-ку-и-ла кас-ка-ху-ин», – по слогам прочел он, поднеся этикетку к самому носу. Остальные буквы в темноте разобрать не удалось. – Что за каскахуина такая? – недовольно буркнул Шадура, вертя бутылку перед глазами. – Название, как у какой-нибудь подозрительной отравы.
– Это самая лучшая текила, какую можно найти у нас, – обиделся Эдичка. – Очищенная, выдержанная. Из настоящей голубой агавы.
– А что за мешочек на шнурке к горлышку присобачен? – продолжал привередничать Шадура.
– Червячная соль.
– Какая-какая соль?
– Червячная, – невозмутимо пояснил Эдичка, забирая у Шадуры бутылку и свинчивая пробку. – На агавовых плантациях живет червячок гусано, он на шелкопряда похож. Его высушивают и перетирают вместе с солью и чили. Получается порошок. Выпил – лизнул.
– Выпил – лизнул? – Шадура смешливо хрюкнул.
Эдичка покосился на него с неодобрением:
– Именно. Вообще-то мексиканцы так никогда не поступают, но в ночных клубах, где я бываю, это уже стало традицией… Сейчас дам тебе попробовать.
– И не подумаю пробовать это червячное дерьмо! – строптиво заявил Шадура. Похоже, реплика про ночные клубы, где пропадает его дружок, пришлась ему не по душе.
– Сядь, – сказал Эдичка, похлопав ладонью по крышке стола перед собой. Тон его сделался повелительным. – Пей. – Он протянул депутату наполненный до краев бокал. – А потом… – Эдичка сноровисто надорвал пакетик и высыпал половину порошка себе на плечо, матово поблескивающее в темноте. – А потом попробуешь гусано. Тебе понравится, обещаю.
– Ну, раз обещаешь, то… ух-х!
Шадура резко выдохнул воздух и запрокинул стакан. Гульк… гульк… гульк… Некоторое время в кабинете раздавались только эти звуки, а потом словно заработал насос: это громко засопевший Шадура наклонился и потянулся губами к приманке.
– О! – изумленно воскликнул он, пробуя необычный вкус на языке.
– Ну как? – поинтересовался Эдичка с тревогой в голосе. – Понравилось?
– О, – повторил Шадура уже не так бодро, как в первый раз.
Как бы обдумывая ответ, он поднял взгляд к потолку, да так и застыл. Зрачки на его глазах отсутствовали напрочь. Два слепых бельма, которыми ни потолка толком не разглядишь, ни собутыльника.
Закончилась дегустация беспорядочным грохотом, которое устроило грузное Шадурино тело при падении с письменного стола. Сначала он ударился об пол головой, потом боком, а завершили перестук разбросанные как попало ноги. Словно барабанщик беспорядочную дробь выдал и тут же затаился в темноте, испугавшись шума, который наделал.
А сам депутат Шадура при этом даже не пикнул. Ничто его не волновало, ничто не беспокоило. В таком бесчувственном состоянии он не смог бы придумать даже самую простенькую поправку к Конституции, хотя в трезвом уме и здравой памяти был способен выдавать их десятками, манипулируя словами и знаками препинания с бойкостью заправского борзописца.
Эдичка наступил Шадуре на обслюнявленную щеку и подвигал обтянутой эластичным носком ногой, заставляя упавшую голову мотаться из стороны в сторону.
– Эй!.. Эй, очнись!.. Что с тобой?
Никакой реакции. Выждав еще пару минут, Эдичка брезгливо вытер подошву о подол депутатской рубахи, спрятал бутылку в портфель и принялся смахивать таинственную пыльцу на пол. Когда он перестал энергично дуть на свое голое плечо, у него потемнело в глазах и немного закружилась голова, но он не стал дожидаться, пока слабость пройдет, а деловито оделся и опять уселся в кресло. Экран включенного «Пентиума» высветил его лицо и растопыренные пальцы, выжидательно зависшие над клавиатурой. Чем-то Эдичка напоминал в этот момент вдохновенного композитора, приготовившегося взять вступительный аккорд своего нового опуса. Но тревожить клавиши не пришлось – нужный файл оказался подвешенным на «рабочем столе» компьютера. Убедившись в том, что файл содержит интересующие его сведения, Эдичка скачал его на специальную дискету с расширенной памятью и занялся составлением послания для Шадуры.
Очнувшийся депутат должен будет списать свою внезапную сонливость на злоупотребление спиртным, а не на подсунутый ему порошок. Сначала он баловался водочкой без закуски, потом хватил стакан крепчайшей текилы. Вот и результат – на полу валяется. Просто бесчувственное бревно какое-то, а не лидер парламентской фракции.
Эдичка насмешливо искривил губы. «Надо меньше пить, – нацарапал он на свободном пространстве бланка депутатского запроса. Подумав, добавил для убедительности: – Пить надо меньше». Получилось суховато. Что-то вроде черновика законопроекта, который никогда не будет принят на рассмотрение в Государственной думе. Эдичка дописал еще несколько фраз, бросил взгляд на часы и поспешно встал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20