Посыльный не мог сказать, блондин это или брюнет. Уверяет, что непременно заметил бы, если бы волосы у джентльмена были совсем светлые или очень темные. Цвет глаз он тоже не рассмотрел. Джентльмен держался вежливо и сказал, что зайдет в контору за ответом.
— Не слишком внятное описание, — заметил Билл. — Джентльменов в синих костюмах и примерно среднего роста тысячи.
— В этом-то и вся проблема, — кивнул мистер Лейн. — На всякий случай я поручил одному из клерков проследить за посыльным. Но это ничего не дало. Клерк следовал за ним вплоть до конторы и болтался там некоторое время.
Когда посыльный снова вышел, он под каким-то предлогом спросил его об ответе. Мальчишка сказал, что джентльмен встретил его возле банка и забрал ответ. Очевидно, это произошло до того, как клерк начал слежку. Посыльный не мог добавить ничего к своему описанию, кроме того, что джентльмен дал ему пять шиллингов.
— Понятно, — сказал Билл.
Глава 12

— Что все это значит, Билл? — спросила Мэг, едва они вышли на улицу.
— Не знаю, — ответил Билл Кавердейл.
— Это подпись Робина.
— Да, очень похожа. Но почему письмо отпечатали на машинке, и зачем вообще его написали? Очевидно, пакет был очень важен для Робина. Он поставил строгие условия его выдачи и должен был знать, что управляющий обязан так же строго их придерживаться. Пакет мог получить только сам Робин, если бы он был жив, или ты, если бы он умер. Человек, настоявший на подобных условиях, не мог о них забыть.
— Робин мог, — возразила Мэг. — Это было в его характере — подобрать что-то и носиться с этим, а потом потерять к этому предмету интерес и выбросить. — Именно так Робин поступил с ней, подумала Мэг, подобрал и выбросил. — Он мог поставить эти условия и так же спокойно забыть о них.
Билл нахмурился.
— Вряд ли. Где же логика? Если Робин потерял интерес к пакету, зачем он вообще потребовал его возвращения? А если пакет был ему нужен, почему он не написал письмо от руки, которое имело бы куда больший вес, чем одна его подпись? По-моему, есть только одно объяснение тому, что письмо отпечатали — отправитель знал, что сумеет очень хорошо подделать подпись, но на больший риск идти опасался. Ты когда-нибудь видела, чтобы Робин печатал письма?
— Да, — неожиданно ответила Мэг.
— Когда же?
— Примерно за месяц до своего… ухода, Робин купил пишущую машинку. Это была новая игрушка, и он печатал абсолютно все.
— Но он ведь не взял машинку с собой?
— Нет. На днях я продала ее. Но Робин вполне мог отпечатать это письмо. А если не он, то кто? Вот о чем я спрашиваю себя. Кто прислал мне ту газету? Кто дважды побывал в моей квартире, каждый раз оставляя что-либо, наводящее меня на мысль, что Робин жив? Кто это, если не сам Робин?
Мэг так сильно побледнела, что Билл взял ее за руку.
— Пойдем куда-нибудь поедим. Мы не можем обсуждать это на улице. Еще достаточно рано, так что мы сможем найти укромный уголок. Там и поговорим.
Она последовала за ним в одну из маленьких закусочных, которые так расплодились за последние несколько лет. Здесь господствовали зеленый и желтый цвета — зеленые стены, пол и потолок; желтые скатерти и посуда.
Официантки — хорошенькие девушки в желто-зеленых фартуках — больше походили на распорядительниц, обслуживающих посетителей благотворительного базара.
Мэг и Билл заняли столик в нише, и самая хорошенькая из официанток принесла им суп в мисочках. Суп оказался горячим и вкусным, и Мэг ела с аппетитом. Совершенно потрясенная и растерявшаяся, она ждала, что Билл выложит свои предположения, а Билл выжидал, когда на ее щеки вернется румянец. На улице он не на шутку испугался, что Мэг упадет в обморок.
— Лучше поешь как следует перед разговором, — сказал он, когда унесли пустые мисочки и подали цыпленка с грибной подливой в желтой кастрюльке. — Тебе нужно подкрепиться, ибо я зол на тебя и буду беспощаден.
Мэг улыбнулась.
— Ты так добр ко мне, Билл.
«Почему мы вообще должны говорить об этом? — думала она. — Это было давно, а я так устала. Какой смысл говорить о Робине? Он был жесток ко мне, а я молода и хочу быть счастливой. Но возможно, Билл больше не любит меня…» Вот какие мысли вертелись у нее в голове, пока она слушала рассказ Билла о Ледстоу, профессоре и мисс Кэннок. Мэг была рада, что Билл не захотел говорить о Робине, пока она ест. Покуда не привыкнешь жить на черством хлебе, от такой диеты возникает странное чувство невесомости. Со вчерашнего дня ей казалось, что она вот-вот взлетит в воздух. При таком ощущении нелегко ясно мыслить.
Мэг съела цыпленка, и закон тяготения вновь начал действовать. Билл настоял на сыре, бисквитах и кофе.
Когда подали кофе, Мэг смирилась и внутренне приготовилась. Бесполезно отказываться говорить о Робине, так как этого разговора все равно не избежать. Что бы ни случилось, от этого нельзя отворачиваться, а если у тебя осталась хоть капля чувства собственного достоинства, надо постараться не падать духом и не осложнять жизнь другим людям. Какой смысл, например, мучить Билла? При всей ее неуверенности в его любви она чувствовала, что может его мучить, очень даже легко. Надо вести себя разумно и достойно, чего бы это ни стоило. Мэг и не догадывалась, что ее отчаянная отвага терзала Билла куда сильнее, чем могли бы терзать ее слезы. Было очевидно, что она храбрится из последних сил, а ему больше всего хотелось, чтобы она выплакалась… в его объятиях.
— Теперь мы можем поговорить, — сказал он. — Только откровенно, иначе не стоит этот разговор затевать. Начнем с пакета. Мне кажется, он действительно очень важен.
Ты спрашиваешь, кто послал тебе газету с обведенными буквами, из которых складывались слова «Я жив»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64