Я даже не знаю, был ли это мужчина, хотя судя по тому, как к нему обращался профессор — весьма небрежно и не слишком заботясь о вежливости, — конечно же мужчина. Я могу передать вам лишь то, что говорил профессор, так как не разобрала ни слова из того, что шептал его собеседник.— И что же говорил профессор?— Сначала заявил, что он человек надежный, его слово твердое, что он верный друг в беде и никто не может его обвинить в том, что он кого-нибудь подвел. Другой что-то в ответ прошептал. По-моему, он хотел закрыть дверь, но профессор придержал ее ногой. Он сказал, что сейчас уйдет, хотя на улице темно, как под жилеткой у сатаны. Я вспомнила, что так часто говорила наша старая няня-шотландка. Тот, другой снова начал шептать, а профессор продолжал проклинать туман. Наконец он сказал: «Ладно, ладно, ухожу! Я еще не сказал „да“, но подумаю и дам знать». Я даже не пытаюсь воспроизвести его шотландский акцент, но думаю, что разговор я помню почти дословно. А потом профессор добавил: "Но и ты подумай о вознаграждении. Две тысячи, не меньше.Ведь я рискую собственной шеей". Он спустился по ступенькам и зашагал по тротуару, насвистывая: «Ты выбрал дорогу повыше, я выбрал дорогу пониже». А я пошла за ним.— Зачем?— Подумала, он, наверное, знает, куда идет: очень хотелось очутиться подальше от этого дома, в котором оставался тот шептун. Но я не хотела, чтобы профессор знал, что я увязалась за ним, он тогда бы догадался, что я могла слышать, как он говорил, что рискует шеей.— Вас это напугало?— Вы бы тоже испугались, если бы сидели в скользком закутке среди сплошного тумана.— Конечно, в такой милой обстановочке любые слова могут показаться зловещими. Но ведь они могли иметь абсолютно невинный смысл. Профессор как-то связан со сценой. Думаю, он немного иллюзионист, немного, гипнотизер и наверняка изрядный шарлатан. Слова о том, что он рискует шеей, возможно, относились к какому-то опасному трюку.— А две тысячи фунтов? Едва ли артистам платят такие гонорары!— Ну а о чем подумали вы, услышав это?— Что ему предложили кого-то убить и что он не отказался, а только пытался набить себе цену.— А что вы думаете сейчас?Последовало долгое молчание.— Не знаю, — очень тихо отозвалась Иона. — Я боюсь… Глава 14
Дождь перестал барабанить по пруду и по ветровому стеклу. Между облаками появились бирюзовые полоски — январский дар английскому вечно серому зимнему небу. Вскоре засияло солнце, как запоздалое утешение после дождливого воскресного утра.Они медленно ехали назад в Блик, почти не разговаривая, но настроение у обоих было отличное. Страх Ионы куда-то испарился. Она была готова поверить, что неверно истолковала слова профессора, поддавшись отчаянью.И как было не поддаться — заблудилась в тумане, упала, ушибла ногу… Впрочем, теперь она могла поверить чему угодно, так как знала, что больше не увидит этого человека и не услышит его раскатистый голос. Иона вспомнила вдруг один из разговоров той ночи. Профессор спросил: если, нажав кнопку, вы лишите жизни незнакомого вам китайского мандарина, но одновременно облагодетельствуете три четверти человечества, достаточно ли этого для оправдания? А Джим Северн ни секунды не колеблясь заявил, что нажавшего на кнопку на самом деле интересует лишь один представитель человечества — он сам.Воспоминания о том, как они сидели на ступеньках пустого дома и она то дремала, то просыпалась на уютном плече Джима Северна, вызвали в душе Ионы теплое чувство благодарности и покоя. Она всегда выбирала себе друзей, руководствуясь своей безошибочной интуицией, причем сразу могла определить, какие у нее сложатся с тем или иным человеком отношения. С одними друзьями ее связывали общие вкусы и пристрастия, с другими — чисто практические соображения, кто-то вызывал искреннюю симпатию. В некоторых знакомых она даже могла влюбиться, но Иона еще не встречала никого, с кем бы согласилась прожить всю свою жизнь. Однако теперь, сидя рядом с Джимом Северном, она испытывала незнакомое ощущение удивительной близости и надежности. Ей казалось, будто они знают друг друга давным-давно, что они оба успели убедиться в прочности этих невидимых уз, ощущения того, что они никогда не захотят расстаться.Когда они въехали в гараж «Дома для леди» — просторное помещение, переделанное из конюшни, — Иона увидела, что машины Джеффри нет на месте. Он собирался повезти Аллегру на прогулку, если вдруг распогодится. Облака между тем рассеялись полностью, и небо сверкало умытой дождем голубизной до самого горизонта…Джим Северн сжал ее локоть.— Не хотите показать мне сад? Или сейчас слишком сыро?Иона чуть приподняла ногу, чтобы продемонстрировать крепкий, хорошо защищающий ногу ботинок, весьма подходящий для сельской местности.— Не так уж сыро, но что скажет Джеффри? Он наверняка хочет сам все вам показать.Джим засмеялся.— Очень может быть. А вы не говорите, что взяли это на себя. Смотрите, какая вокруг красота — солнце светит, а березы словно унизаны бриллиантами.Они начали спускаться по террасам.— Знаете, — сказала Иона, оглянувшись на дом, — сад почти примиряет меня с этим местом. Должно быть, жившие тут американцы очень его любили.— А что с ними стало?— Он погиб на войне, как и последний мужчина из рода Фолконеров, а жена его вернулась в Штаты. Всем мечтам конец.— Да.Иона резко повернулась к нему.— Неужели вы не чувствуете, что этот дом переполнен старыми печальными историями? Аллегра не должна жить в такой атмосфере. Вырождающееся семейство просуществовало здесь пятьсот лет, пока не исчезло практически целиком, и бог знает сколько разных преступлений и кошмаров произошло за это время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70