Тишина зала, уют, соседство мудрых книг располагали к неспешным размышлениям, и он долго сидел в облюбованном с первого раза кресле, не притрагиваясь к подшивке "Литературной газеты", взятой с самого дальнего стеллажа.
Впервые за много лет думалось о доме с непривычной для него грустью и даже нежностью. Вспоминались письма матери. Выйдя на пенсию, старики вольно или невольно начинают чаще общаться со своими сверстниками. Есть у татар давняя традиция -- и по горестным событиям и по радостным собирать в доме старых людей; такие гости не обременительны и, приглашая их, хозяева словно исполняют долг уважения перед старшими. А если уж в доме есть свои старики, так это двойной праздник и для своих родителей и для их ровесников и друзей.
Мать, упоминая в письмах о таких визитах, несколько раз повторялась, что порой чувствует себя неловко в гостях, потому что речь заходит и о нем, Мансуре. Люди вспоминали о нем, жалели, что он и порадоваться не успел ни своему элеватору, ни новым домам, что поднялись не без его участия, а главное -- что он ни на одном новоселье не побывал, ни в одном доме чашки чая не выпил. Мол, закрутила, завертела парня жизнь и занесла аж в Африку. Но в этих сетованиях сквозила не жалость к его судьбе, а скорее гордость, потому что эта тема всегда заканчивалась мыслью, неизвестно где вычитанной или услышанной этими малограмотными стариками: "Большому кораблю большое плавание".
"Вот приедет,-- говорили за самоваром старики матери,-- большой той сделаем, быка вскладчину зарежем и не отпустим из Аксая, пока в каждом доме не побывает". Расшитые газеты лежали на столике, но он к ним еще не притронулся; несколько раз он ловил на себе удивленный взгляд заведующей, который словно спрашивал: "Что-нибудь случилось?" Эти взгляды отвлекали его, мешали Атаулину думать, и он принялся за "Литературку".
Парадоксально, но, просматривая "Литературную газету", он яснее видел состояние той или иной отрасли, чем читая профессиональную газету. Наверное, в "Лите-ратурке" материал вызревал на сотнях и тысячах читательс- ' ких писем, а главное -- такой материал подавался зачастую без посредников, самими специалистами, для которых проблема действительно была проблемой, а может, даже болью. И боль эта чувствовалась, еще как чувствовалась. Интересы газеты были поистине безграничны: от дошкольных учреждений до подробной оценки работы слесаря-водопроводчика -- извечной темы нашей печати. Иные материалы представляли готовую программу для коллегии того или иного министерства -- бери, твори, внедряй в жизнь, и выдумывать не надо. Неравнодушные люди уже продумали все до мелочей. Но материалы о коллегиях по выступлениям газеты встречались пока нечасто, хотя и были. Это напоминало Атаулину часто встречающиеся в газетах статьи о вреде алкоголизма. Кому они адресованы? Алкоголики в большинстве своем газет не читают, и взыванием к совести их не проймешь, поскольку совесть давно пропита, а трезвым такие статьи ни к чему. Получалась стрельба из пушки по воробьям, вместо того чтобы власть употребить...
По внутренней радиосети теплохода прозвучало приглашение на обед первой смены. Пора было и Атаулину покидать читальный зал, не мешало перед обедом пройтись по палубе, глотнуть морского воздуха. Однако его внимание привлекла статья под броским названием "Потоп". "Опять про водопроводчика?"--мелькнула мысль. Но статья по объему была слишком велика для квартирного потопа, да и' название знакомой реки заставило Атаулина отбросить мысль о прогулке перед обедом.
Статья потрясла его. В оцепенении он просидел неизвестно сколько, и опять привел его в чувство взгляд хозяйки зала. Журналист описывал трагедию, произошедшую по вине безответственных людей, где пострадавшей стороной оказалась река и земли двух районов. Материальный ущерб был настолько громаден, что с трудом поддавался подсчету. Да и кто даст гарантию, что в реке появится жизнь хотя бы через тридцать лет, и только ли во флоре и фауне дело? Как подсчитать урон от соседства мертвой реки, где теперь ни искупаться, ни напиться, от которой нужно оберегать и старого и малого. А кто убережет от воды скот, птицу, зверье всякое, которым самой природой предназначено жить у большой реки? Сколько малых рек и речушек, озер, водоемов, прудов, нерестилищ, связанных с ней кровно и многолетне, загубит по пути отравленная река? И эти беды, исходящие от загубленной реки, в сознании Атаулина множились почти в арифметической прогрессии: одна беда вела за собой другую... Что уготовит через годы своим неблагодарным детям мать-природа, никому не известно; может, и уцелеет какая рыба, приспособится к отраве, будет жить ею, выделяя и множа ее, а через много лет на стол человека попадет яд-рыба. Может, уцелеет что-нибудь из флоры: кустик, трава какая подводная, мягко шелестящая в величавом речном течении, но какая произойдет с ней эволюция? Где та лаборатория, которая даст гарантию, что не станет она отравой-травой, смерть-кустом, яд-цветком? Какие дожди, какие снега будут идти вдоль большой реки, испаряющей с тысяч квадратных метров отравленного водного пространства яд в атмосферу?
Какая беда ждет людей, живущих за сотни, тысячи верст от места злодейства, на поймах реки, и пользующихся заливными лугами отравленной реки? Может, беда эта будет и не смертельной, приспособятся люди, не сгинет и скот, но какой скрытой, непонятной хворью заплатит все живое и живущее вдоль могучей реки?
Атаулин часто встречал статьи о загрязнении рек и водоемов в газетах. "Загрязнение" -- какое мягкое, обтекаемое, удобное слово придумали журналисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30