Когда они вернулись домой, Даля спросила у Телешова, что он теперь собирается делать.
- По дороге зайду в милицию, - ответил он. - Или, может быть, ты, Миколас, это сделаешь?
Я промолчал, понимая: осталось совсем немного, и они уедут, еще каких-нибудь полчаса.
- Хотя с большим удовольствием я бы схватил его за шиворот и сам оттащил в милицию.
- А если это сделал не Лайнис? - спросила Даля. - У вас же нет никаких доказательств.
- Тогда его отпустят, - сказал Телешов.
- А если не он, - снова сказала Даля, - а вы потащите его за шиворот, старого, больного, невиновного?
Телешов промолчал. Я знал, что Даля попала в самую точку; он и тогда, мальчишкой, был добрым и не терпел унижения и насилия.
- Лайнис не впустил нас в дом, - сказал Юстик. - Он там плакал.
Телешову не понравились слова Юстика, они били на жалость.
- А если бы не было предателя, то сейчас здесь бы сидели Марта и Эмилька и мы все были бы другие.
- Папа, нам пора, - сказала Таня.
- Я все равно это сделаю, - сказал Телешов. - Ты ведь знаешь, Миколас, иначе я не могу.
- Может быть, это и Лайнис, - быстро сказала Даля. - Но вы, видно, забыли гестаповцев: они могли его пытать, и он не выдержал. А за эти годы он, может быть, так настрадался, что своими страданиями добился снисхождения.
- Господин священник, вы во многом преуспели, - со злостью сказал Телешов и поклонился портрету дяди.
Эти полчаса были бесконечными. Но Даля не сдавалась. Она не могла сдаться из-за меня, из-за Юстика, хотя правда была целиком на стороне Телешова, а мы просто защищали свою шкуру.
А Юстик, который сидел на диване рядом с Далей, вдруг пересел к Тане. Может быть, он это сделал случайно, скорее всего именно так и было, просто ему хотелось посидеть рядом с девочкой, которая была для него прекрасной ведь он из-за нее отважился на такие небывалые поступки - и с которой ему сейчас предстояло расстаться. Но мне показалось, что он сделал это со значением.
Даля, она очень чуткая, покосилась на Юстика и сказала:
- Мы не хотим с Миколасом лишних страданий. Вы этого не понимаете, Пятрас.
Она упорно называла его Пятрасом. Возможно, чувствовала свою вину перед ним, как я, и заискивала.
- Я хочу знать правду, - ответил Телешов.
- После войны у нас было много националистов. Мы жили в деревне, и к нам на постой стал рабочий отряд, который искал их. А утром, когда рабочие ушли, к нам ворвались националисты. Они поставили моего отца к печке и расстреляли. Стрелял один совсем молодой паренек, почти мальчишка. Ему было лет семнадцать. Он, когда выстрелил, сам испугался, заплакал. И один из них его ударил... А потом, через несколько лет, я его встретила. Он шел мне навстречу и нес на руках маленькую девочку... Понял, что я его узнала. Опустил девочку на землю и ждал... И я ушла.
- Пойдем, Танюша, - сказал Телешов.
Даля снова покосилась на меня: теперь ей было совсем плохо, приходилось бороться за меня в присутствии Юстика.
- Я хочу знать правду, - упрямо повторил Телешов. - Только и всего.
- А если ты ее узнаешь, - спросил я и почувствовал, как мною снова овладело то, Эмилькино, состояние, когда, несмотря ни на что, хочется открыться, - тебе станет легче?
- Нет, - ответил Телешов. - Правда не заменяет потерянного.
- Так зачем вы этого добиваетесь? - спросила Даля. - Вы помните их лица, помните их голоса, знаете их жизнь, разве вам этого мало?
Телешов ответил не сразу, и, еще не зная его слов, я вдруг понял, что он скажет что-то такое, что поразит меня.
- Танюша, не пора ли нам? - спросил он.
Даля облегченно вздохнула и сказала, что им действительно пора и что она сейчас соберется. Но я-то знал, что тех слов, которых ждал, он еще не произнес.
Таня встала без слов и посмотрела на Юстика. И он тут же вскочил. Юстик думал только об одном: думал, что ему надо будет вот сейчас расстаться с Таней, и он, по-моему, почти никого больше не замечал и ничего больше не слышал. Таня спросила отца, могут ли они пойти с Юстиком вперед. И Даля, опережая Телешова, разрешила им это, а сама направилась в другую комнату, чтобы собраться. И тут Телешов сказал те самые слова, которых я ждал.
- Правда делает человека свободным, - сказал он, не обращаясь ни к кому, и все остановились: Даля не успела скрыться за дверью, Юстик и Таня - выйти в прихожую. - Вот еще вчера я не знал, как погиб мой отец, и не помнил, как он меня сюда принес, а сегодня знаю. Хотя все это неутешительно, как ни странно, это сняло с моей души тяжесть. Правдой надо переболеть. Легче от этого не станет, но я буду знать, что мне открылась правда.
- Идите, ребята, идите, - сказала Даля.
- Пожалуй, мы лучше подождем вас, - сказала Таня. Она прикинулась совсем ягненком, а на самом деле ей не хотелось оставлять отца одного. Подождем, Юстик?
Юстик кивнул.
- Бывает такая правда, которая пострашнее лжи, - сказала Даля. - И ничего не может изменить.
- Ложь во спасение? - спросил Телешов.
Кажется, назревал скандал, но у меня не было никакого желания его предотвращать. Бедняга Юстик, сейчас твои родители, спасая твой покой, рассорятся с Телешовым, и милая Танечка навсегда уйдет из твоей жизни.
- Это называется человеколюбием, - сказала Даля.
Видишь, Юстик, как твоя мама наступает.
- Мы ведь не звери, а люди, и у нас не обязательно выживать сильнейшему.
Кажется, твоя мама права, а, Юстик?
- Мы можем подвинуться и дать место слабому, и сделать это сознательно.
- Верно, - ответил Телешов.
Вот видишь, Юстик, даже Телешов с нею согласился. Неужели все закончится мирно, и они уедут, и все пойдет по-старому? Тебе-то что, а вот мне каково! Снова бессонные ночи, снова воспоминания, а желание быть свободным настолько велико, что способно победить страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25