На перемене ко мне подсел Феликс и мрачно сказал:
— Так и быть, будем нести ее вместе.
Это была великая честь — принять помощь от такого благородного ребенка, как Феликс.
— Спасибо, если бы ты знал… Я не могу тебе сказать, — сказал я, чуть не плача.
Феликс вскинул на меня удивленный взгляд и произнес:
— Неужели ты думаешь, что я из любопытства? Теперь я просто хочу тебе помочь. А в этом случае, наверное, можно.
— И все равно нельзя. Тогда я буду слабый, малодушный ребенок!
Феликс подумал и согласился со мной. На следующей перемене ко мне подошел Яша, он предложил мне отойти в угол класса, где никого не было, и, вздохнув, предложил:
— Ладно, давай меняться. Ты мне свою тайну, а я тебе мою.
— Эх, Яша, — с горечью сказал я. — Если бы это была моя тайна!
— Так ведь и у меня папина! — сердито возразил Яша.
— Нет, не могу.
— Ты только послушай, что я тебе предлагаю, — сказал Яша, совсем рассердясь. — Мой папа собирает марки и очень стесняется. Об этом знаю только я. Даже мама ни-ни. Ну как, взвесил?
Я покачал головой, отказываясь, — говорить у меня не было сил.
— Вася, я думал, пусть лучше я. Но у меня ничего больше нет, — сказал жалобно Яша.
О том, что со мной стряслась беда, стало известно всему классу. Весь урок я ловил на себе сочувствующие взгляды. А перед самым звонком учительница получила из третьего ряда записку и, прочитав ее, сказала:
— Иванов Вася, что же ты не предупредил меня? Такое ведь может случиться с каждым.
Ну ничего, мы будем считать двойку недействительной.
Сразу после звонка я убежал в коридор и спрятался в пионерской комнате. Но мне не удалось даже отдышаться там, потому что открылась дверь, и в комнату вошла Зоя.
— Вылезай из-под стола, вылезай. Вася, я вижу твои ноги, — сказала Зоя.
Я вылез из-под стола, встал на ноги и увидел перед своими губами вожделенный Зоин бутерброд.
— Скажешь, дам откусить, — объявила Зоя. — Можешь даже откусить с этого края, здесь джема больше. — И она повернула бутерброд другой стороной.
— Нет! — крикнул я и закрыл глаза руками, чтобы не видеть этот чудесный, этот самый вкусный в мире бутерброд.
— Учти, это было последнее и самое сильное средство. Но тебе, видно, понравилось страдать? Что ж, пойду, дам откусить Яше, — сказала Зоя обиженно и унесла бутерброд в класс.
Мечта о Зоином бутерброде отодвигалась в далекое будущее. Еще вчера я считал себя счастливчиком. Жаль только, что соперники не видели этой сцены и не могли оценить мое мужество.
Я еле досидел до конца уроков. Затем, выскочив первым из класса, помчался прямо к Базилю Тихоновичу. У меня совершенно не было сил носить в одиночку и дальше такую большую и прекрасную тайну.
Я влетел во двор и остановился. Возле входа в котельную прохаживалась моя бабушка. Вид у нее был крайне нерешительный, словно ей нужно было сделать в котельной что-то очень важное, но она не решалась туда войти.
Бабушка то и дело подходила к дверям и тут же, оробев, поворачивала назад. Она была настолько углублена в свое странное занятие, что даже не заметила меня. И я воспользовался этим и, как только бабушка отступила в очередной раз от двери, прошмыгнул за ее спиной в котельную.
И успел вовремя: Базиль Тихонович стоял с чемоданчиком в руках в дверях своей каморки и говорил коту:
— Дядя Вася, я только зайду в восьмую квартиру, и потом мы закончим наш спор.
— Базиль Тихоныч! — крикнул я, задыхаясь. — В вашей тетрадке большая тайна?
— Самая большая из всех, какие я знал, — не задумываясь ответил слесарь.
Во мне все так и оборвалось. Я подумал, что теперь мне предстоит мучиться всю жизнь, и чуть не заплакал.
— Э, что с тобой? — испугался слесарь.
— Я хотел рассказать ребятам. Я больше не могу знать один, — пояснил я, еле сдерживая слезы.
— Ну и расскажи. Что же тебе мешает? — удивился Базиль Тихонович.
— Но это же тайна. Вы сами сказали: очень большая.
— Я так и сказал, — подтвердил слесарь. — Но тайна от взрослых. Потому что обо всем этом им совсем неинтересно знать.
Откуда-то рядом, словно из стены, прозвучал голос истопника Ивана Ивановича:
— Вот ты сидишь тут, Вася, рассуждаешь черт знает о чем, а жильцы из восьмой квартиры ждут тебя, воду отключили.
Я вначале принял этот упрек на свой счет, а потом вспомнил, что Базиль Тихонович тоже Вася.
— Иван Иваныч, да не о пустяках мы. Дело выясняем серьезное, — ответил Базиль Тихонович.
Иван Иванович осуждающе крякнул и невидимо прошуршал подошвами, куда-то удаляясь… А Базиль Тихонович вновь повернулся ко мне.
— Значит, я все могу рассказать? И Феликсу? И Яше? И даже Зое? — спросил я, все еще не веря своим ушам.
— Ну конечно же! Хоть всем ребятам на земле! — весело сказал Базиль Тихонович. — Ну вот, дядя Вася, все стало на свои места.
Я тоже засмеялся: мне опять жилось весело, беззаботно.
— Ну, а что тогда было дальше? — спросил я, потому что все встало на свои места.
— Этого я и сам не знаю, еще не написал, — сказал слесарь виновато.
— Как же вы не можете знать, что с вами было? Кто же будет знать, если вы не знаете сами?
Я понял, что у него просто плохая память, и испугался. Это ужасно, когда у человека за спиной столько невероятных приключений, и он при этом ничего не может вспомнить.
— Да нет, я знаю, знаю, — спохватился Базиль Тихонович. — Я только хотел сказать, что не успел написать. А так все помню отлично, что было со мной, — произнес он даже обиженно. — Понимаешь, у нас с мушкетерами было столько всего, что не знаешь даже, на чем остановиться.
— А вы остановитесь на истории с подвесками. Вы же сами обещали вернуться к подвескам, правда?
— Разве? — удивился слесарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67