— Мы с тобой уже спорили на эту тему ранее, и мои взгляды не изменились. Более того, мое желание сохранить свое подлинное имя в тайне только укрепилось.На лице Томаса появилось хорошо знакомое Ричарду упрямое выражение — он явно намеревался продолжить спор.— Но послушай, теперь, когда произведения Туссена так хорошо продаются…— …тем больше причин хранить секрет, — спокойно завершил фразу приятеля Ричард. — Ну посуди сам, Томас. Задумайся хоть на минуту. Графы играют в карты. Графы охотятся. Графы скачут верхом. Графы пускают на ветер семейные состояния и теряют доброе имя, и в свете никто не придает этому ни малейшего значения. Однако графам не положено заниматься каким-либо делом с целью честно зарабатывать на жизнь, не положено эмигрировать в нецивилизованные страны в погоне за удачей. И ни при каких обстоятельствах им нельзя становиться у мольберта. Это занятие для девочек, пока они учатся в школе, или для пожилых особ женского пола, если им надо убить свободное время. — Ричард поднял брови. — Общество относится к подобной деятельности графов точно так же, как к сочинению стихов маркизами.— Я ничего не публиковал, — пробормотал Томас и неловко поерзал в кресле.— И ты никому не рассказывал о своих попытках, не так ли? — рассмеялся Ричард.— Да, но мои творения не идут ни в какое сравнение с твоими картинами.— Да ну? Что ты имеешь в виду?Томас приподнял стакан в шутливом приветствии.— Твои произведения совершенны. А мои стихи — сплошная чепуха.Ричард снова рассмеялся, но не стал возражать. Томас пописывал стишки со школьной скамьи, но, несмотря на все усилия, так и не создал за эти годы ничего значительного.— Если бы мои стихи чего-то стоили, я не замедлил бы выкрикивать их, стоя на крыше.— Да, но ты маркиз и наследник титула герцогов Роксборо, все деньги и влияние семьи Эффингтон в твоем распоряжении. Ты можешь заниматься чем хочешь. А мне надо восстанавливать имя и репутацию. Я зависим от капризов моды и от своих заработков. Неужели ты всерьез полагаешь, что произведения графа можно продать за ту же цену, что и творения загадочного француза?— Наверное, нет.— Здесь не может быть никаких «наверное». Мои работы никем не будут приняты всерьез, если я поставлю под ними собственное имя.— Твоя гордость вынуждает тебя к молчанию не меньше, чем все остальное.— Проклятая гордость, — произнес Ричард с горьким смехом. Он мог подшучивать над всем этим наедине с Томасом, но его задевало, что способности, высоко ценимые в неизвестном художнике, в человеке из высшего сословия в лучшем случае будут снисходительно приняты за дилетантство. — Но, знаешь, история, которую мы, а вернее, ты сочинил насчет Этьена Луи, мне очень нравится.— Признай, что я проделал замечательно тонкую работу. — Томас улыбнулся и сделал глоток бренди. — Не то чтобы это было так уж трудно. Вовремя ввернутое пояснение, уместное замечание, и…— Voila! Ну вот! (фр.)

— Ричард произнес это слово с подчеркнутым французским акцентом. — Перед нами Этьен Луи Туссен, единственный уцелевший отпрыск знатной французской семьи, казненной во время революции. Он был вывезен из страны преданными слугами и теперь проводит дни, занимаясь живописью со страстью, свойственной его предкам, а ночи, ах, mon ami мой друг (фр.).

, его ночи…— Это был блестящий штрих, — сказал Томас, улыбаясь еще шире.— В самом деле блестящий! Для человека, которого никто в глаза не видел, репутация прекрасного любовника — истинная удача.— Благодарю тебя. — Томас пожал плечами с преувеличенной скромностью. — Каждый делает что может. Должен заметить, что все вышло очень забавно. Я смог оценить это, когда подслушал разговор женщин, обсуждающих чары неотразимого Этьена Луи. Жаль, что я не слышу подобных разговоров о графе Шелбруке. Не настало ли время подыскать для тебя подходящую пару?Знает ли Томас о наследстве Джиллиан и условии его получения?— Последнее, в чем я нуждаюсь именно теперь, — это еще одна женщина. Сестры, да еще тетушка… право, вокруг меня более чем достаточно женщин. К тому же подходящую невесту, которая пренебрегла бы моими финансовыми затруднениями, найти нелегко. — Ричард умолк. Если Томас в курсе дела о наследстве, то сейчас самый подходящий случай упомянуть об этом. Но друг молчал, и Ричард заподозрил, что тот ничего не знает о предложении сестры. — Довольно о женщинах, Томас, иди сюда и посмотри.— У тебя огромный талант, мой друг, — негромко произнес Томас. — Твое мастерство совершенствуется с каждой картиной. Эта вещь чудо как хороша.— Не просто хороша, а великолепна!— Твоя скромность так же велика, как и талант.— Скромность бесполезна, когда живешь, укрывшись в тени другого имени.— Я хотел бы, чтобы ты позволил мне поговорить с Джиллиан. Она обладает большим влиянием в обществе и никогда не выдаст твою тайну.Голос Томаса звучал чуточку слишком безразлично. В свете происшедшего накануне вечером Ричард почти забыл о том, что одна из его картин принадлежит теперь Джиллиан, и поддержал разговор с той же деланно безразличной интонацией, как и Томас.— Ах да, овдовевшая красавица леди Джиллиан. Однако, как я уже говорил, мне нет необходимости осложнять жизнь отношениями с еще одной женщиной, даже если она может быть весьма полезной. Повторяю, я не хочу, чтобы ты посвящал свою сестру в мои дела. Ведь ты уважаешь мои желания, не так ли?Помолчав, Томас ответил:— Да… Разумеется.— Ты не рассказывал сестре о моем творчестве?— Нет… Никогда.— И не просил пригласить меня на один из ее вечеров?— Конечно, нет!— Значит, не ты посоветовал ей пригласить меня на вчерашний прием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13