Джулия мысленно пожелала ему счастья. Она надеялась, что девушка умела петь и танцевать, играть на цимбалах или стоять на голове. Если нет, то юная глупышка через месяц нагонит на него умопомрачительную тоску. И поделом!
Сосредоточившись на этих мыслях, Джулия не заметила, что Абдулла, сопровождавший ее, отстал, заговорив с евнухом из охраны. Она одна вступила в залитый солнцем внутренний дворик. И невольно задержалась, наслаждаясь свежим ветром и солнечным светом. Справа послышался звук, похожий на шаги. Она обернулась. Ред стоял под колоннадой в трех метрах от нее. Казалось, он не верил собственным глазам. Затем медленно двинулся к ней.
Джулию охватил страх. То, что он делал, было безумием и могло означать только смерть. Быструю, точно удар кинжала, или медленную и мучительную, как подвешивание на стальном крюке на стене дворца. Если Ред знал об этих последствиях, то не принял их во внимание. Выражение его лица стало решительным.
— Ты неплохо выглядишь для возлюбленной старика, — английская речь поразила ее своей неожиданностью. Не успела она что-нибудь произнести, как слух поразил резкий звук вытаскиваемой из ножен сабли. Словно большая темная тень, возле нее появился Абдулла.
— Что этот неверный сказал тебе? — требовательно спросил он.
Джулия не без усилия ответила ровным голосом:
— Он увидел меня одну, без охраны, и подумал, что я нуждаюсь в помощи. Он спросил, не может ли он помочь мне.
Такая формулировка возлагала часть вины на охрану и самого Абдуллу. Это не ускользнуло от евнуха.
— Можешь поклясться в этом? — его пронзительный голос звенел от подозрения.
— Клянусь, — ответила Джулия.
На одно короткое мгновение она встретилась взглядом с Редом, и в синей глубине его глаз она прочла понимание того, что пожелай она — и его жизнь закончится немедленно и в муках.
Абдулла заворчал.
— Проходи, христианская собака, и пусть твой неверный взгляд никогда не падает даже на тень самого драгоценного сокровища алжирского дея.
— Гюльнара! Гюльнара! Проснись, моя голубка, надо проснуться!
Джулия открыла глаза. Серый предрассветный сумрак наполнял комнату. Джохара склонилась над ней, каштановые волосы были растрепаны, лицо помято со сна.
— Что случилось?
— Записка! Тебе надо пойти к дею, — в голосе Джохары звучала настороженность и странное волнение, граничащее с ужасом.
— Он… умер?
— Нет еще. Он зовет тебя. Надо торопиться.
— Да, — задыхаясь, ответила Джулия, — иду.
В спальне дея собралось много людей. Джулия узнала врача Измаила и некоторых других. Был здесь и Кемаль с двумя своими спутниками, и великий визирь, и капитан янычар, и перешептывающаяся в углу толпа придворных, но нигде не было видно Али паши.
Базим подвел ее к изголовью кровати дея. Он отодвинул в сторону полог, чтобы освободить для нее место.
— Мохаммед дей, правитель века, — произнес карлик. — Твоя рабыня Гюльнара, которую ты называешь Кобой, ждет, чтобы ты взглянул на нее.
Дей медленно открыл глаза. Свет в них уже угасал. Он сделал слабое движение правой рукой, и Джулия взяла его горячую ладонь и слегка пожала своими нежными пальцами. Дыхание старика было громким, затрудненным. Он сжал запястье в последнем усилии, облизнул губы и сказал:
— Коба, приносящая наслаждение, я ожидал тебя. Закрой мне глаза своими прохладными руками, поцелуй и направь в рай.
Через секунду дыхание дея прервалось, грудь стала неподвижна. Комната сразу же наполнилась звуками. Кемаль рвал на себе одежду и громогласно рыдал, призывая Аллаха в свидетели своей скорби. Командир янычар поспешно вышел из комнаты. Рабы, до сих пор прятавшиеся в тени, выступили вперед, чтобы лицезреть спокойное и безжизненное лицо своего хозяина. По их лицам струились слезы. Базим, дотронувшись до плеча Джулии, на коленях стоявшей у изголовья, тихо сказал:
— Тебе лучше вернуться в гарем. Когда придет время, я позову тебя.
Джулия кивнула, с трудом поднявшись. Выходя, она услышала, как Кемаль отдает приказы, а командир янычар обращается к нему, называя титул, который недавно принадлежал покойному…
Джулию должен был проводить в гарем не Абдулла, а второй евнух, дружелюбный человек, чья душа не оказалась изуродована вместе с телом. Он часто сопровождал Джулию в покои дея. Следуя за ним, Джулия отстегнула золотую пчелу, удерживавшую ее покрывало. Затем остановилась под большим кедром и обратилась к нему:
— Друг мой, не сослужишь ли ты службу мне, а возможно, и себе?
— Я всегда был рабом твоей красоты, о хранительница меда
— Если ты возьмешь эту пчелу и отнесешь ее Али паше с сообщением о смерти дея, ты получишь награду, достойную такого риска.
Он молчал так долго, что Джулия побоялась услышать отказ.
Если бы он не согласился, последствия для нее были бы непредсказуемы. Став правителем, Кемаль быстро и жестоко отомстил бы ей.
Евнух протянул руку за пчелой.
— Я сделаю это, — сказал он. — Слушаю и повинуюсь, но не из-за награды, а потому что об этом просишь ты — ты, которая никогда не смотрела на меня с презрением, а всегда улыбалась мне, и потому что сам я не всегда был таким, как сейчас, но когда-то таким же соколом, как Али паша.
Как только она вошла в общую комнату, к ней подошла служанка.
— Госпожа Фатима требует тебя к себе, — прошептала она, бледнея. Старшая жена дея была в страшной ярости и вихрем налетела на Джулию, как только та вошла.
— Прошел слух, что дей опасно болен и послал за тобой.
— Это так, о вдова Мохаммеда дея, великого правителя времени.
— Вдова? Ты хочешь сказать…
— Отныне Мохаммед дей вкушает рай.
— Ты была с ним, когда он умирал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123