Меро можно было дать и пятьдесят, и семьдесят. Высокая, угловатая, костлявая, она двигалась медленно, но не по-старушечьи свободно. Ее лицо, темное, как дубленая кожа, избороздили глубокие морщины. Коротко остриженные седые волосы прилегали к голове подобно шлему. Нос у нее был как у настоящей колдуньи – загнутый и заостренный книзу, а маленький, тонкогубый рот обнажал в улыбке немало дыр на месте выпавших зубов. Но карие глаза своей кротостью напоминали взор Богородицы. Вот она взглянула на Лили, и та была поражена, увидев во взгляде старой женщины застенчивое ожидание. Меро хотела знать, что она скажет о доме, вернее, о стене, сообразила Лили.
Она беспомощно развела руками.
– Это выглядит.., просто сказочно!
Старческое лицо Меро преобразилось, просияв щербатой улыбкой. Лили увидела в нем столько доброты, что ее хватило бы на отпущение всех грехов, на прощение любых человеческих слабостей и безумств. Слезы хлынули у нее из глаз сами собой, безо всякой видимой причины.
– Я устала, – пробормотала она в виде извинения, смущенно вытирая щеки.
– Когда ты ела в последний раз? Лили задумалась.
– Позавчера – Присядь, дитя. Вымойся и обсушись, вон вода в кувшине, да забирайся под одеяло. Я приготовлю чай.
Лили сделала, что было ведено, радуясь возможности наконец-то выбраться из промокшего шелкового платья и белья, сбросить туфли и чулки. Она вымылась у огня, вытерлась ситцевой тряпицей, служившей полотенцем, и голышом забралась под одеяла на шуршащий тростниковый тюфяк, который Меро успела подтащить поближе к очагу. Кто-то заскребся в дверь: старуха открыла ее и впустила Габриэля. Бесстрастно оглядев Лили, он сделал перед очагом два небольших ритуальных круга и наконец улегся с довольным зевком.
Меро протянула ей чашку чая и горку теплых овсяных лепешек на тарелке, а потом и сама устало опустилась на тюфяк рядом с Лили. Та быстро подвинулась, уступая хозяйке ту половину постели, что была ближе к огню.
– Нельзя тебе спать нагишом, замерзнешь. Ты шить умеешь?
Задавая вопросы, Меро стянула через голову свое черное платье и аккуратно сложила его в виде подушки. Под платьем на ней была шерстяная фуфайка и панталоны.
– Да, я умею шить.
– Вот и хорошо. Сошьешь себе ночную рубашку из бумазеи, что я прикупила в Боуви. Лили склонила голову.
– Вы так добры ко мне.
Вместо ответа Меро с шумом втянула в себя чай.
– Вы живете одна?
– Нет, – ответила старуха, удивившись вопросу, – у меня есть Гэйб и Патер.
– Патер?
– Ослик. А теперь еще и курочка. Как мы ее назовем?
Лили ничего не приходило в голову.
– И потом у меня есть моя работа.
Она протянула овсяную лепешку Габриэлю; он подхватил ее и принялся задумчиво жевать, не сводя глаз с Лили.
– Вы давно здесь живете? – спросила Лили, с трудом подавив усталый зевок.
– Довольно давно.
На полу в изголовье постели стояла небольшая шкатулка, обильно украшенная камешками и морскими ракушками. Меро вынула из нее короткую глиняную трубку и кожаный кисет. Глядя, как она набивает трубку табаком, Лили заметила, что руки у нее слегка дрожат. Меро разожгла трубку, прикурив от длинной соломинки, которую сунула концом в огонь, и вскоре запах табака смешался с густым духом торфа.
Лили опустилась щекой на свои сложенные руки. У нее оставался еще один, последний вопрос, но она не знала, как ею задать, опасаясь обидеть Меро.
– А вы.., вам.., когда-нибудь бывает одиноко?
Старая женщина удивленно повернула голову. Ее лицо было в глубокой тени, Лили различала только две блестящие точки: это огонь отражался в ее глазах. Но даже в темноте ей показалось, что Меро погрустнела.
– Одиноко? – повторила она своим добрым, по-детски тонким голосом. – Но разве мне может быть одиноко, если я никогда не бываю одна? – Протянув руку, она ласково погладила Лили по щеке загрубевшими морщинистыми пальцами, – Спи, ярочка моя.
Лили закрыла глаза и незаметно уснула, слушая, как Меро распевает высоким надтреснутым сопрано:
Средь зелени полей за Ним иду,
Рука моя дрожит в Его руке…
Проснувшись, она оказалась одна. Мысли о Дэвоне теснились у нее в голове, наверное, он ей снился, но наяву Лили ничего не могла вспомнить и была рада этому. Она села и вновь подивилась чуду задней стены, в которой сейчас видела свое смутное отражение. Освещенное бледным светом, проникавшим в полуоткрытую дверь, оно показалось ей настолько нелепым и забавным, что Лили едва не улыбнулась. Торопливо натянув на себя одежду, она вышла из дома.
И остолбенела. В десяти шагах от нее стоял великан. Напрягшись всем телом. Лили уже готова была бежать и даже открыла рот, чтобы закричать, но через миг поняла, что он не настоящий, вернее, не живой, так как он был вполне реален. Не человек и не зверь, скорее некое одушевленное полурастительное существо. Она подошла ближе и с изумлением обнаружила, что зеленый великан отнюдь не одинок: его окружали другие – дюжины других! – расставленные по двору вокруг него. Некоторые напоминали растительного человека, хотя стояли в других позах, но были среди этих фигур совы и черепахи, большегрудые женщины и кошки, кролики и рыбы, а еще гигантские шары, причудливые тотемы и какие-то совсем непонятные существа и предметы, суть и назначение которых были известны лишь тому, кто их создал. Неужели Меро?
Чтобы вылепить голову растительного великана (восемь футов от земли), Меро, вероятно, приходилось вставать на стол или на телегу. Подойдя поближе, Лили увидела, что он сделан в основном из земли. И эта земля плодоносила! Зеленые побеги и пучки жесткой болотной травы пробивались где попало из его тела, придавая великану неподражаемо съедобный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75