Виктория с силой прижала ладони к стене за спиной – больше всего ей хотелось протянуть руку и коснуться его. Нет, не просто коснуться, а прижаться к этому сильному, большому, горячему телу. Ей казалось, что кости внутри тают, а кровь уже давно превратилась в огонь.
– А как насчет вас, мисс Грейнджер? – вдруг спросил Спенс, и ей показалось, что золотистые глаза видят все ее секреты.
Виктория снова сделала попытку отодвинуться, стремясь ускользнуть от пронизывающего, всезнающего взгляда, от смущающего ум и душу жара, который исходил от тела Кинкейда. Но тут он опустил руки ей на плечи, и она поняла, что ей некуда убежать и негде скрыться от него. Прикосновение было едва ощутимо – он лишь слегка касался ее плеч, а пальцы его нежно ласкали кожу над краем ее крахмального воротничка. Кинкейд как будто плел вокруг нее сверкающую паутину, из которой, по правде говоря, вовсе не хотелось убегать.
– Вы не имеете права…
– Что вы прячете там, внутри, под маской?
Должно быть, он вдохнул в себя весь воздух. Она не может больше дышать, не может думать… но чувствовать, к сожалению, может.
– У вас чудесные губы. – Его горячее дыхание обжигало висок, она слышала громкие удары его сердца. Или это ее собственная кровь шумит в ушах? – Они созданы для страстных поцелуев.
– Мистер Кинкейд, я требую, чтобы вы отошли от меня! – То, что задумывалось как сердитый окрик, прозвучало еле слышной мольбой.
– А как вы чудесно пахнете. – Его губы коснулись завитков волос на девичьей шее, пока трепещущие ноздри впитывали ее запах. – Так пахнут розы в саду после дождя…
Голос, дыхание, жар его тела словно окружили ее золотистым дождем. Тори позволила себе забыться и вдруг услышала полустон-полувздох. Этот звук – предательски страстный – сорвался с ее губ.
– У вас наверняка очень длинные волосы. Наверное, ниже талии. Вы распускаете их когда-нибудь? Чтобы они мягкими волнами спадали по спине? – Теплые губы прижались к ее виску. – Они прекрасны – шелковистые, блестящие, а на солнце кажутся золотыми, почти рыжими!
– Мистер Кинкейд! – Тори уперлась ладонями в широкую грудь. – Я вам не Оливия Фонтейн!
Он опустил руки и отступил назад. Бежать, решила Тори.
Но ноги ее не слушались. Она оперлась спиной о стену, чтобы он не догадался, что колени у нее дрожат.
– О нет, мисс Грейнджер, вы не Оливия, это я понял. Но я хотел бы знать, кто прячется под маской холодной, благонравной леди. Интуиция подсказывает мне, что там совсем другая женщина.
– Зато мне не надо приглядываться – с первого взгляда видно, что вы высокомерный, самодовольный, напыщенный сластолюбец!
– А вы женщина, которая боится почувствовать себя женщиной! Вам нужен мужчина. Мужчина, который сможет научить вас быть женщиной.
– Как вы смеете! Вы считаете, что раз я не упала к вашим ногам, очарованная, так я и не женщина?
– Неправда. Я уверен, что вы больше женщина, чем все, кого я знал раньше.
– Включая вашу подругу Оливию?
– Конечно. Она просто использует мужчин. Так она добивается власти и ощущения собственного могущества. А вы убегаете от мужчин.
– Возможно, это потому, что я предпочитаю джентльменов.
– Пока они не подходят слишком близко, да? – Губы его скривились в странно невеселой улыбке.
Тори опять захотелось убежать и спрятаться. Эти красивые глаза видят слишком много. А Спенс не спеша достал пачку банкнот и положил на стол пять бумажек по пятьдесят долларов.
– Распорядитесь ими, как сочтете нужным, – спокойно сказал он. – Я вполне доверяю вашему здравому смыслу.
Отвесив преувеличенно изысканный поклон, он повернулся и пошел к двери, но на пороге оглянулся. Убедившись, что она по-прежнему смотрит на него, Спенс произнес:
– До встречи, мисс Грейнджер. – И вышел.
– Мужчины! – Это было единственное, что Тори смогла процедить сквозь стиснутые зубы, прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов. Этот человек…. он смутил ее, рассердил… он прикасался к ней, как никто не смел прежде… Хлопнула дверь. Он ушел.
Тори стояла у стены и рассматривала комнату, виденную тысячи раз. Обстановка гостиной состояла из разнокалиберных стульев орехового или красного дерева и двух диванов – один обтянут темно-зеленым плюшем, другой – тканью в желто-синий цветочек. Обивка стульев не подходила ни к одному из них. Вся мебель представляла собой пожертвования и была порядком потрепана. Тори комната всегда казалась скромной, но уютной, а теперь стала унылой и бедной. И она знала почему. Потому что он ушел. Еще минуту назад солнечный свет был ярче, все вокруг жило, воздух, казалось, был пронизан энергией, а мебель была роскошной, как в волшебной сказке. Но после его ухода свет померк, и комната погрузилась во тьму, и мебель выглядела безликой и серой.
Она вздохнула, стараясь избавиться от наваждения. Этот Спенсер Кинкейд относится к тому типу мужчин, которые могут уничтожить женщину. Люди вроде него коллекционируют разбитые сердца, как другие коллекционеры бабочек, прикалывая их булавками к доске и лишая их жизни. Она не позволит, чтобы такое произошло с ней. Это не должно случиться снова.
Глава 3
Семья Грейнджеров владела акром земли рядом с Калифорния-стрит. Здесь возвышался трехэтажный особняк в стиле барокко, фасадом выходивший на Ван-Несс-авеню. От кованых железных ворот вела посыпанная гравием дорожка. Ее бдительно охраняли статуи римских воинов, презрительно взиравших на посетителей со своих постаментов. Дорожка заканчивалась у широких гранитных ступеней. Особняк был окружен идеально ухоженными зелеными лужайками, на которых усердно трудились шесть садовников-китайцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95