.. Все мы смертны... Всякое будущее становится настоящим, затем прошедшим, и это прошедшее - наше будущее... - объясняет Мебуришвили.
- Мудришь что-то, директор! Ничего я не понял! - говорит Шошиа.
- Поймешь, когда понесут тебя, окоченевшего, на кладбище и опустят в ту самую фальсифицированную могилу! - успокаивает его Мебуришвили.
- Люди! - вопит Шошиа. - На каком основании этот человек торгует фальсифицированными могилами?
- Слушай, - прерывает его Тигран, - а что это значит фальсифицированный?
- Фальсифицированный - это означает липовый. Могила есть, есть надпись: "Здесь покоится вор Тигран Гулоян, No 23041". А на самом деле могила пуста. Понимаешь?
- Получается, он живых хоронит? - беспокоится Тигран.
- Приблизительно так... Таких липовых могил у него тридцать, их он и продавал, взятки брал... - объясняет Шошиа.
- Не верьте ему! Что он понимает, - жалкий неуч! При чем тут взятка? Что вы называете взяткой? Если я в тяжелую минуту окажу человеку услугу и тот отблагодарит меня, - это, по-вашему, взятка? А сколько я уступил могил бесплатно? Вот, скажем, придет ко мне кто-нибудь из вас и попросит хорошее место для могилы, что же, отказать ему, да? - удивляется Мебуришвили.
- М-да... Страшно, дико, но гуманно! - произносит глубокомысленно Чейшвили, глядя куда-то вдаль сощуренными глазами.
- Брось, Мебуришвили! Расскажи свои сказки другим, дураков здесь нет! Повесил на шею крест и хочет прослыть святым! Гнусный, неисправимый и бессовестный взяточник - вот кто ты такой! - вмешался Чичико Гоголь. Ему нет дела до формулы Чейшвили: "Страшно, дико, но гуманно". После инцидента с Гамцемлидзе Гоголя шесть суток продержали в карцере, и с тех пор он старается быть со всеми вежливым, но скрыть свое отвращение к Мебуришвили он не в силах.
- Гоголь, не кажется ли тебе несколько неудобным, что ты, преступник, поносишь меня в присутствии людей, ни один из которых не лучше меня? Мебуришвили, хорошо помнивший, как Гоголь избил Гамцемлидзе, произнес эту тираду вежливо и сдержанно.
- Мебуришвили, может, мне встать? - угрожающе спросил Девдариани.
- Воров я не имел в виду! - быстро поправился Мебуришвили.
- Врешь! Здесь нет человека подлее тебя, Мебуришвили! - выпалил Гоголь.
- Почему так, Гоголь? Может, ты путаешь меня с кем-нибудь? - повысил голос Мебуришвили.
- Нет, не путаю! Это ты, товарищ Мебуришвили, бывший член Коммунистической партии, наживался на горе несчастных людей, торговал могилами, а теперь повесил на шею крест, сидишь с нами и втихомолку жрешь по ночам! Что, я ошибаюсь?
- Не прикидывайся простачком, Гоголь! Для меня, как и для тебя, партийный билет на определенном этапе был средством получения хлебной карточки! А что у меня висит на шее - крест или кирпич, это мое личное дело!
- Нет, не только твое! - возразил Гоголь.
- Чье же еще? - спросил иронически Мебуришвили.
- Хотя бы мое! - ответил Гоголь.
- Слушай, кто тебя назначил посредником между мною и партией? взорвался Мебуришвили. - Нашелся борец за идеи марксизма-ленинизма! А я, между прочим, в свое время, пока меня не погубили, был настоящим партийцем!
- Это как понять, Мебуришвили, как тебя погубили? Запретили брать взятки, да?
- Я не был рожден взяточником!
- Конечно, ты всегда был безгрешным ангелом!
- Да, да!
- Знаю! Был до того честным, что даже партийные взносы платил со всего заработка, включая взятки!
- Так же, как и ты!
- А вот и врешь, Мебуришвили! Для меня партбилет никогда не был хлебной карточкой, потому что я беспартийный! И идеи марксизма-ленинизма меня никогда не занимали! Меня беспокоит другое: ты, продавший свою партию и свой партбилет за тридцать липовых могил, что же ты способен сделать со мной, со всеми нами? Ведь продашь нас, как козлят на базаре!
Мебуришвили молчал.
- Ты погубил собственную душу, а теперь хочешь осквернить и святой крест?
- Свобода вероисповедания мне дана конституцией!
- И свобода торговать богом и совестью тоже?
Гоголь двинулся на Мебуришвили. Тот стал испуганно водить вокруг глазами, ища что-нибудь тяжелое, и, не найдя ничего более подходящего, схватил стул и занес его высоко над головой:
- Не подходи! Изувечу!
- Гоголь, отстань от него! - вмешался Девдариани.
- Не суйся, Лимон! Я ведь не лезу в ваши воровские дела! - отрезал Гоголь и, повернувшись к нам, предупредил: - Если кто сунется - убью!
- Не приближайся ко мне! - взвизгнул Мебуришвили, швырнул на пол стул и бросился к двери. Гоголь настиг его, схватил своей огромной лапой за шиворот и рывком повернул к себе:
- Достань крест!
Мебуришвили повиновался.
Гоголь положил крест себе на ладонь, с минуту глядел на него, потом спросил Мебуришвили:
- Ты слыхал про десять заповедей? Заповедей Христа!
- Здесь не духовная семинария. Гоголь! - прохрипел Мебуришвили.
- Говори! - приказал Гоголь, вскинув над головой кулак.
- Не убивай! - сказал Мебуришвили дрожащим голосом.
- Не бойся, не убью, но это - пятая заповедь. Начинай сначала!
- Не прелюбодействуй!
- Это - шестая! Говори по порядку!
- Не помню.
- А евангелий сколько, помнишь?
- Чет... Четыре. Четвероглав, - неуверенно произнес Мебуришвили.
- Правильно. Четвероглав, - сказал Гоголь и, развернувшись, закатил Мебуришвили увесистую оплеуху. - Это раз, от имени преданной тобою партии! Это - два, от имени преданного тобой бога! - Гоголь во второй раз ударил Мебуришвили и сорвал с его шеи крест. - Ты недостоин носить его! Это три, от имени покойников твоего кладбища! - От третьего удара Мебуришвили пошатнулся. - А это от меня. Получай! - Огромный кулак Гоголя опустился на голову Мебуришвили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49