— спросила она властным тоном.
— Потому, что вы сильно рискуете по причине распространяющихся сейчас слухов.
— Что это за слухи?
— Говорят, будто король и его семья бежали, — пояснил Сое, пристально смотря на королеву.
Пассажиры замолчали; королева откинулась назад, словно хотела укрыться в темной глубине кареты.
Об этом событии другие поведают с более выразительными подробностями и той поэтичностью, какую они сочтут достойной его августейших участников, о чьих горестях будут повествовать; но я, свидетель, все видевший своими глазами и слышавший собственными ушами, могу сказать только одно: это событие — в каждом его слове, в каждой его детали — разыгрывалось так, как написано здесь.
Тем временем в зале гостиницы «Золотая рука» при свете двух свечей внимательно изучали паспорт. Кто-то из членов муниципалитета заметил, что он действителен, ибо подписан королем и министром иностранных дел.
— Правильно, — согласился г-н Друэ, который пришел на заседание вместе с Гийомом и гражданином Ренье, — но на нем нет подписи председателя Национального собрания:
— Ну и что! При чем тут председатель Национального собрания? — возразил кто-то.
— Она необходима! — воскликнул Друэ. — Сейчас, когда Франция стала нацией и выбрала депутатов, призванных представлять ее права, истинным королем Франции является тот, кто на Марсовом поле сидел на столь же почетном месте, что и король, и человек этот не просто равен королю, он выше его.
Все замолчали: ни у кого не нашлось аргументов против этой неумолимой логики.
Итак, великий, в течение семи веков дебатировавшийся социальный вопрос: «Есть ли во Франции власть, превосходящая королевскую?», был смело разрешен в зале гостиницы городка, затерянного на границе Аргоннского леса.
Друэ сразу направился к карете; во всех крупных событиях находится выдающийся человек, принимающий на себя командование, а значит, и ответственность.
— Сударыня, — обратился он к королеве, но не к г-же де Турзель, — если вы в самом деле госпожа Корф, значит, вы шведка, иностранка. Почему же вы пользуетесь таким влиянием, что в Сент-Мену вас сопровождает один отряд драгун, в Клермоне — другой, наконец, почему в Пон-де-Сом-Веле ваш эскорт составляет один отряд гусар, в Варенне — другой?
Потом я прочитал в «Мемуарах» Вебера, камердинера королевы, будто в тот момент г-н Друэ поднял руку на ее королевское величество.
Я, повторяю, присутствовал на месте, видел все собственными глазами и могу сообщить, что произошло на самом деле. Чтобы положить конец этому утомительному разговору, г-н Друэ — он опасался, как бы прокурор коммуны, человек честный, но способный оказаться не на высоте положения, не дрогнул, — протянул руку внутрь кареты, предлагая королеве помощь, и сказал:
— Будьте столь добры, сударыня, выйдите из кареты. Ведь прокурор коммуны действительно совсем растерялся.
Приободренный приглашением, сделанным г-ном Друэ королеве, он, заслышав первые раскаты набата, зазвучавшего в городе, приблизился к дверце кареты, от которой ненадолго отходил в сторону, чтобы уступить место г-ну Друэ, и, сняв шляпу, смиренно сказал:
— Муниципальный совет сейчас собрался, чтобы выяснить, сможете ли вы продолжить путь. Но прошел слух, верен он или нет, значения не имеет, что нам выпала честь принимать в стенах нашего города короля с его августейшим семейством. Посему я нижайше прошу вас, кто бы вы ни были, в ожидании итогов обсуждения, согласиться пройти ко мне в дом, в безопасное место. Как вы слышите, уже ударили в набат, хотя мы этого не хотели. К толпе горожан скоро присоединятся жители окрестных деревень, и, наверное, король, если действительно я имею честь с ним говорить, может подвергнуться оскорблениям; мы будем не в силах помешать этому, что повергнет нас в скорбь.
Средств оказать сопротивление больше не осталось; в нижнем городе явно не знали, что происходило в верхнем; помощь не подходила, и было похоже, что не подойдет. У трех молодых людей, одетых в ливреи, никакого оружия, кроме охотничьих ножей, не было, и они не могли вступить в схватку с тремя десятками мужчин, вооруженных ружьями. Воздух дрожал от вызывавшего содрогание в сердцах гула набата. Подав пример своей семье, король вышел из кареты.
До сих пор Людовик XVI стоит у меня перед глазами; я изумился, увидев короля в подобном наряде: его составляли серый суконный сюртук, атласный жилет, серые штаны и чулки, башмаки с пряжками и маленькая треуголка. Вылезая из кареты, он ударился лбом о верх рамы, и с его головы упала шляпа; волосы его были заплетены в косу и задраны на затылок, их удерживал гребень из слоновой кости. Одним словом, весь его облик соответствовал должности камердинера, как он и значился в паспорте баронессы Корф. Я поднял шляпу и подал ее королю.
Вслед за ним вышла королева, велев выйти принцессе и юному дофину, переодетому девочкой; далее последовали мадам Елизавета и г-жа де Турзель.
Сое настежь распахнул двери своей лавки и, обнажив голову, рассыпался в любезностях перед королем, упорно называя его «ваше величество», тогда как Людовик XVI упрямо твердил, что зовут его г-н Дюран. У королевы не хватило мужества выдержать этот унизительный спектакль.
— Довольно! — воскликнула она. — Если сей господин ваш король, то я ваша королева, и обходитесь с нами с тем уважением, какое нам должно оказывать.
Услышав эти слова, король тоже устыдился и, горделиво выпрямившись, объявил:
— Ну что ж! Да, я король, со мной королева и мои дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143