фрейлины сидели у дверец, а приближенные ехали верхом по обеим сторонам кареты.
За королевой показался король на превосходной саксонской лошади с длинной гривой. Кланяясь, юный государь обращал свое красивое лицо, освещенное факелами, которые несли его пажи, к окнам, откуда кричали особенно громко.
Возле короля, отступив шага на два, ехали принц Конде, Данжо и еще человек двадцать придворных; их слуги и багаж замыкали торжественную процессию.
Во всем этом великолепии было что-то воинственное.
Только некоторые придворные постарше были в дорожных костюмах; все остальные были в военных мундирах. На многих – кирасы и перевязи, как во времена Генриха IV и Людовика XIII.
Когда король проезжал мимо, незнакомец высунулся в окно, чтобы лучше видеть, потом закрыл лицо руками. Сердце его переполнилось горькой завистью. Его опьяняли звуки труб, оглушали восторженные крики народа; он на мгновение словно потерял рассудок среди этого шума, блеска и роскоши.
– Да, он – король! Король! – прошептал незнакомец с тоскливым отчаянием.
Прежде чем он вышел из мрачной задумчивости, весь этот шум и все великолепие исчезли. На перекрестке внизу под окнами незнакомца раздавались только нестройные хриплые голоса, время от времени кричавшие:
– Да здравствует король!
Осталось также всего шесть факелов в руках обитателей «Гостиницы Медичи»: два в руках Крополя, один у Питрино и по одному у каждого поваренка.
Крополь беспрестанно повторял:
– Как хорош король! Как он похож на своего славного родителя.
– Гораздо лучше, – твердил Питрино.
– И какая гордость в лице! – говорила г-жа Крополь, вступившая уже в пересуды с соседями и соседками.
Крополь выражал свои впечатления, не замечая старика с ирландской лошадью на поводу, старавшегося пробраться сквозь толпу женщин и мужчин, стоявшую перед «Гостиницей Медичи».
В эту минуту из окна раздался голос незнакомца:
– Хозяин, дайте возможность войти в вашу гостиницу.
Крополь повернулся и, увидев старика, дал ему дорогу. Окно закрылось.
Старик молча вошел.
Незнакомец встретил старика на лестнице, заключил его в свои объятия и провел в комнату прямо к креслу.
Тот не захотел сесть.
– Нет, нет, милорд, – сказал он. – Мне сидеть в вашем присутствии? Ни за что! Ни за что!
– Парри! – воскликнул незнакомец. – Прошу тебя, сядь! Ты приехал из Англии… из такой дали… Ах! Не в твои лета переносить такие невзгоды, какие тебе приходится терпеть на службе у меня!.. Отдохни!..
– Прежде всего я должен дать вам отчет, милорд…
– Парри… умоляю тебя… не говори мне ничего… Если бы ты привез хорошее известие, ты заговорил бы иначе. Значит, вести твои печальные.
– Милорд, – остановил его старик, – не торопитесь огорчаться. Не все еще потеряно. Надо запастись волей, терпением, а главное – покорностью судьбе.
– Парри, – отвечал незнакомец, – я пробрался сюда один, сквозь тысячу засад и опасностей. Веришь ли ты, что у меня есть воля? Я думал об этом путешествии десять лет, невзирая на предостережения и препятствия: веришь ли ты в мое терпение? Сегодня вечером я продал последний брильянт моего отца, потому что мне нечем было заплатить за квартиру и трактирщик выгнал бы меня.
Парри вздрогнул от негодования. Молодой человек ответил ему пожатием руки и улыбкой.
– У меня остается еще двести семьдесят четыре пистоля, и мне кажется, что я богат; я не отчаиваюсь, Парри. Веришь ли ты, что я покорен судьбе?
Старик поднял дрожащие руки к небу.
– Говори, – попросил незнакомец, – не скрывай от меня ничего. Что случилось?
– Рассказ мой будет очень краток, милорд. Но, ради бога, не дрожите так!
– Я дрожу от нетерпения, Парри. Говори же скорее: что сказал тебе генерал?
– Сначала он не хотел меня принимать.
– Он подумал, что ты шпион?
– Да, милорд. Но я написал ему письмо.
– Ты обстоятельно изложил в нем мое положение и мои желания?
– О да! – отвечал Парри с печальной улыбкой. – Я описал все и точно изложил вашу мысль…
– И что же, Парри?
– Генерал вернул мне письмо через своего адъютанта и передал мне, что велит арестовать меня, если я еще хоть день пробуду в тех местах, где он командует.
– Арестовать! – прошептал молодой человек. – Арестовать!.. Тебя… самого верного из моих слуг!
– Да, милорд!
– И ты подписал письмо своим именем, Парри?
– Полностью, милорд. Адъютант знавал меня в Сент-Джемсе и, – прибавил старик с глубоким вздохом, – в Уайт-Холле!
Молодой человек опустил голову и печально задумался.
– Да, так поступил Монк при посторонних, – сказал он, пытаясь обмануть самого себя. – Но наедине… что он сделал? Говори.
– Увы, милорд, – отвечал Парри, – он прислал четырех всадников, и они дали мне лошадь, на которой я приехал сюда, как вы изволили видеть.
Всадники доставили меня галопом до небольшой пристани Тенби, там скорее бросили, чем посадили, в рыбачью лодку, которая отправлялась во Францию, в Бретань, и вот – я здесь!
– О! – прошептал молодой человек, конвульсивно прижимая руку к груди, чтобы из нее не вырвался стон. – И больше ничего, Парри?
– Ничего, милорд.
После этого немногословного ответа Парри наступило продолжительное молчание. Слышен был только стук каблуков незнакомца, в бешенстве шагавшего по паркету.
Старик хотел переменить разговор, пробуждавший слишком мрачные мысли.
– Милорд, – спросил он, – что это за шум в городе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31