Для ее же пользы. Она тебя обожает, а ты не можешь ответить на ее чувство. Рано или поздно ваш союз даст трещину. И кто знает? Может быть, Марлен почувствует облегчение, если ваша помолвка расстроится? Вряд ли ты был внимательным женихом.
Алекс с сомнением посмотрел на мать.
— Раньше вы так не думали.
— Думала, — ответила она, поглаживая его руку. — Просто боялась ненужных разговоров. Но, наверное, я немного боялась, что начнутся разговоры. Только после вашего возвращения из Тэрритона поняла, как глубоко твое чувство к графине. И еще поняла, как ты опустошен. Какая мать не сделает все возможное и невозможное, чтобы ее ребенок не страдал? — Она поднесла его руку к губам и поцеловала.
Глаза у него защипало; он заморгал и смущенно отвел взгляд.
— Я… Спасибо, мама. Я подумаю о том, что вы сказали. Ханна усмехнулась:
— Не сомневаюсь, что подумаешь, милый. А теперь, извини, мне надо ехать, налаживать жизнь младшего сына.
— Вряд ли возможно наладить две жизни в один день, но прошу вас повлиять на Артура, чтобы оставил дурную привычку болтать о своем брате.
Ханна встала и с улыбкой поцеловала Алекса в щеку.
— Я люблю тебя, Алекс. И желаю вам обоим только добра! Он схватил ее руку и прижался к ней губами.
— Я знаю. И люблю вас за это.
Оставшуюся часть дня Алекс размышлял над своим разговором с матерью. Она просто сентиментальна. Не может он предать Марлен. Долг и ответственность велят ему выполнить свои обязательства. Она этого заслуживает, а свет этого ждет. Он — пэр, влиятельное лицо и должен анализировать свои поступки со всеми вытекающими из них последствиями.
В девять часов он прибыл в дом Марлен, предварительно послав ей записку с просьбой поехать с ним на бал к Фремонту. Улыбка с лица Марлен сбежала, когда он вошел в гостиную. Неудивительно: фрак от дорогого портного не мог скрыть темных кругов под глазами. Он знал, что выглядит ужасно, но его это нисколько не заботило.
— Хотите чего-нибудь выпить? — спросила она, изо всех сил стараясь скрыть свой испуг.
— Пожалуй, нет, — ответил он. При одном упоминании о спиртном его замутило.
Она жестом предложила ему сесть и сама села на краешек стула, старательно избегая его взгляда.
— Я обидел вас, — безразличным тоном заметил Алекс.
— Что вы говорите! — изумленно отозвалась она.
— Боже мой, да согласитесь же, Марлен. Я и себя обидел, — устало сказал он.
— Возможно, но я не понимаю, что вы имеете в виду, — мягко сказала она, уставившись на свои колени.
— Не понимаете, что я пил до беспамятства или что расплачиваюсь за это?
— Не понимаю, почему вы занимались этим два вечера подряд, — прошептала она.
— Три, — уточнил он. — Иногда мужчины пьют. Причин для этого не требуется. Они просто… пьют. Она кивнула, не поднимая глаз.
— Вам угодно, чтобы я ушел?
— О нет! Я считаю, что мы должны поехать на бал а вы.?
Пылкость ее ответа поразила его.
— Должны?
Она слегка улыбнулась, ее изящные руки нервно теребили платье.
— Дело в том, что вами интересовались. Я… я думаю, нам надо появиться в обществе. Тогда, знаете ли, разговоры прекратятся, — спокойно объяснила она. — Папа говорит, что наши семьи должны держаться вместе, чтобы ваши реформы встретили благосклонное отношение.
Все ясно. Уитком намекает на всемогущество приличий. Алекс не собирался возражать. Сплетни становятся злобными, когда тот, кто принадлежит к высшему обществу, нарушает общепринятые нормы поведения. Общество может идти ко всем чертям, но он обязан думать о Марлен.
— Тогда поехали. Только не давайте мне пить виски, договорились?
Она взглянула на него без улыбки и ответила:
— Постараюсь.
От удушающей тесноты на балу у Фремонта мог заболеть и здоровый человек; Алексу было прямо-таки дурно. Он дважды танцевал, и теперь голова буквально раскалывалась от боли. Впервые он был благодарен Дэвиду за вмешательство. Их отношения после того дня в парке были натянутыми, но, судя по всему, его кузен забыл об этом. Он был необычайно внимателен к Марлен. Уже протанцевал с ней два танца и даже вывел ее в сад пройтись. Но не задержался там, сочтя это неприличным. И она опять была рядом, и кровь отчаянно пульсировала у него в висках. Бальная зала никогда не проветривалась, и Алекс с досадой дернул за свой шейный платок из белого шелка.
— Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросила Марлен уже в третий раз. Вокруг глаз у нее легли тени. Видимо, от волнения.
— Я чувствую себя так же, как десять минут назад, когда вы задали тот же вопрос, — резко ответил он, раздраженно оглядывая залу.
— Мы можем уехать, если хотите, — сказала она.
— Я хорошо себя чувствую, Марлен. Перестаньте… беспокоиться.
— Сазерленд!
Алекс обернулся и увидел лорда ван дер Милла. Но сейчас он был не в настроении вести пустые разговоры.
— Добрый вечер, милорд. — Алекс слегка поклонился.
— Удивлен, что вы здесь. Слышал, вы нездоровы. Добрый вечер, леди Марлен. Прекрасный бал, не так ли? — болтал старик.
— Да, милорд, прекрасный, — промурлыкала Марлен. — Его милость почти совсем поправились. Сейчас в городе эпидемия легкой лихорадки.
Если Марлен что-то и удается, так это игра в светские любезности, подумал Алекс.
— Лихорадка, вот как? — пробормотал лорд ван дер Милл, внимательно глядя на Алекса. — Не заразная, а?
— Вряд ли, — ответил Алекс.
— А что, ваша матушка по-прежнему владеет домом на улице Беркли? — спросил ван дер Милл. — Я слышал, вы подумываете продать его.
Алекс, прислонившийся к стене в поисках опоры, не мог скрыть своего удивления. Ведь у ван дер Милла вполне достаточно домов — только в одном Лондоне два особняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106