Я постучу треугольным ударом.
Он поклонился еще раз и вышел из комнаты.
ГЛАВА VII
Мустафа вышел, Кирш остался один и запер за ним дверь на ключ, потому что так действительно было спокойнее.
Его охватило то странное рассеянное чувство, которое испытывает обыкновенно человек, предоставленный самому себе в незнакомой и чуждой ему обстановке. Барон не мог сосредоточиться настолько, чтобы привести в порядок свои мысли и разобраться в испытываемых со вчерашнего дня новых впечатлениях, не мог привести в своем уме в порядок последовательность фактов и распознать взаимное их отношение. Как будто все происходило без всякой связи, вдруг выскакивая, словно ракеты в фейерверке.
Очутись он один у себя дома, он спокойно отличил бы важное от неважного, но тут, запершись в комнате, где он был в первый раз, он должен был чувствовать, что приключение, в которое он попал, не отошло еще в прошлое, и потому еще рано делать по поводу него какие-нибудь выводы. Что будет дальше – Кирш не знал, не знал даже, что это за треугольный удар, которым обещал постучать Мустафа, когда вернется.
Кругом стояла полная тишина. Кирш на цыпочках приблизился к окну: оно выходило на Неву. Кирш сел на подоконник и стал смотреть на широкую, темную реку. Кое-где видневшиеся лодочки начавших свою работу перевозчиков казались совсем маленькими, точно игрушечные.
«То, что он знает, как меня зовут, – думал Кирш про Мустафу, – хотя и удивительно, но все-таки поддается объяснению. Он просто мог где-нибудь меня встретить и спросить у кого-нибудь, кто знает меня, как моя фамилия. Но книги! Книги! Откуда ему известно про них?»
По коридору раздались шаги, кто-то быстро прошел мимо; через некоторое время вновь раздались шаги, затихли у двери, и дверная ручка шевельнулась; кто-то хотел войти, но, поняв, что дверь заперта, прошел дальше, и снова наступила тишина.
По набережной прошли два мужика, сняв перед дворцом шапки. Показался ялик, державшийся ближе к берегу и плывший вниз по течению. Двое ражих лодочников крепко налегали на весла, а на корме сидела фигура, сразу показавшаяся Киршу знакомой.
«Батюшки, да это – Варгин! – узнал его Кирш. – Он, значит, с самой Фонтанки к яхте на ялике плывет. Дельно!»
В комнате было душно, но Кирш боялся открыть окно: с улицы его мог кто-нибудь заметить, а этого он не хотел.
Время шло очень медленно, ждать пришлось долго. Кирш, проведший бессонную ночь, стал клевать носом и делал неимоверные усилия, чтобы не заснуть. Наконец в дверь стукнули: раз, потом, после некоторого промежутка, еще два раза.
«Должно быть, это и есть треугольный удар», – решил Кирш, подошел к двери, отпер ее и встретился лицом к лицу не с арапом, которого ожидал увидеть, а с длинным, сухим серым человеком, все было у него – и кафтан, и чулки, и парик с косичкой, и глаза, и даже само лицо – серое.
Этот серый человек ничуть не удивился тому, что Кирш отворил ему дверь, как будто знал, что тот был тут. Он сложил губы в улыбку, которая, однако, не вышла, а серое лицо скорчило только гримасу, и, мотнув корпусом в виде поклона, юркнул в комнату с бойкостью, не совсем соответствовавшей его длинному росту.
Захлопнув дверь, он два раза повернул ключ в замке и, схватив Кирша за руку, оттащил его в угол.
– Господин барон! – начал он и приостановился, повернув голову в сторону коридора и прислушиваясь.
Чьи-то тяжелые, словно мраморной статуи, шаги гулко раздавались по коридору; они звучали отчетливо, ясно, и по мере того, как они становились яснее, то есть ближе, лицо серого человека становилось белее; он замер на месте и, казалось, не дышал, крепко сжимая руку Кирша, как бы желая дать понять этим, чтобы тот не двигался и не подавал признака жизни.
Кирш видел, как задрожали колени у серого человека и заходила нижняя челюсть, когда шаги раздались возле самой двери, словно они несли смертельную, неумолимую опасность. Кирш не понимал, в чем могла состоять эта опасность, однако не решился спросить, в чем дело, – до того было выразительно пожатие серого человека и, главное, его испуганное, совершенно побледневшее лицо.
– Прошло! – сказал он, тяжело вздохнув, когда шаги миновали и замолкли.
– Что такое? Что прошло? – спросил с недоумением Кирш.
– Ничего, ничего, господин барон! – зашептал серый человек. – Только, если бы он увидал меня вместе с вами, нам бы обоим, пожалуй, несдобровать!
– Да кто «он»? – спросил опять и уже с тревогой Кирш.
Серый человек между тем успел уже прийти в себя.
– Все равно! – сказал он. – Ничего, никто!.. Я вам принес ответ на письмо.
Он достал из кармана запечатанный конверт – тогда конверты были еще новшеством, только что входившим в употребление, – и быстро передал его Киршу. На конверте было написано: «Маркизу де Трамвилю, в собственные руки».
Кирш вопросительно поглядел на своего таинственного собеседника, с тревогой и недоумением ожидая, что он скажет.
– Скажите, – заговорил серый человек скороговоркой шепотом, торопя слова и не договаривая их, – скажите, что все идет прекрасно, что Куракин сломал себе голову. Скажите, что тут действуют не покладая рук!
– Позвольте! – остановил его Кирш, давно уже желавший возразить, но не имевший возможности сделать это – так быстро сыпал словами серый человек. – Позвольте, но, насколько мне известно, господин Куракин – уважаемый и дочтенный вельможа. Мне кажется, радоваться падению таких лиц нечего.
Серый человек отстранился немного от Кирша, оглядел его с ног до головы, развел руками, опять сделал гримасу вместо улыбки и проговорил, тряхнув головой.
– Ловко! Очень ловко!
Кирш сердито насупился и сдвинул с гневным видом брови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13