— Не могу,— сказал солдат.
— Негодяй!
— Мне так приказано.
— Но ведь ты впустил меня.
— Я получил на это приказ.
— От кого?
— От короля.
Испуганный Ренэ снова бросился бежать. Он поднялся по темной лестнице и вошел к королеве.
— Ваше величество,— сказал он в испуге,— меня не пропустили.
— В таком случае,— сказала королева, отворяя ту дверь своей комнаты, которая вела в парадные покои,— ступай туда, может быть, часовые на главной лестнице не получили этого приказа.
Ренэ прошел парадные комнаты и дошел до лестницы. Двое часовых стояли на верхней ее ступени.
— Пропустите! — крикнул им Ренэ.
Часовые посторонились.
Внизу лестницы стояли еще двое часовых.
— Пропустите! — повторил Ренэ.
Часовые пропустили его.
«Я спасен»,— подумал он.
Он перешел двор Лувра и подошел к воротам. В этот час ворота королевского дворца всегда заперты, но достаточно было постучаться в дверь караульни, чтобы их отперли. Ренэ постучал.
— Отворите! — сказал он. Вышел швейцарец.
— Кто идет? — спросил он.
— Я.
— Кто вы?
— Ренэ.
Парфюмер надеялся, что ему стоит только назвать себя, и ворота перед ним отворятся.
Но не успел он назвать своего имени, как из караульни вышел человек.
Это был герцог Иоанн Крильон.
— Эй! Сюда! — крикнул он.
На его зов вышел весь караул.
— Милостивый государь,— начал Ренэ вкрадчивым голосом,— вы, быть может, не узнали меня?
— Что? — надменно сказал Крильон.
— Я Ренэ.
— Арестуйте этого негодяя! — приказал герцог, не удостоив ответом парфюмера.— И потребуйте у него шпагу.
Флорентиец понял, что Крильон действовал по приказу короля.
Один из швейцарцев отобрал у него шпагу, и он даже не подумал обнажить ее для своей защиты.
Крильон взял шпагу, вынул из ножен, которые отбросил далеко в сторону, затем переломил ее о свое колено.
— Вот как поступают с авантюристами,— сказал он,— которые корчат из себя дворян и позорят людей, состоящих на службе у короля. Эй! Закуйте в кандалы этого убийцу!— приказал он.
В караульне не нашлось цепей, но оказались веревки. По знаку Крильона парфюмеру скрутили веревками руки за спиной.
— Теперь,— продолжал Крильон,— отоприте ворота.
Ворота отворили. Двое швейцарцев встали по бокам Ренэ.
Крильон толкнул его, прибавив:
— Иди, негодяй!
В первый раз придворный вельможа обращался так бесцеремонно с парфюмером, человеком, пользовавшимся такой милостью, что всякий боялся прогневать его. Правда, того, кто теперь говорил с ним, звали храбрым Крильоном, и даже сама королева-мать боялась его.
— Честное слово Крильона! — прошептал герцог.— Король дал мне пренеприятное поручение, но я взялся исполнить его, потому что от него все отказывались.
Он проводил Ренэ до Шатлэ, двери которого раскрылись перед ним.
К несчастью Ренэ, губернатором Шатлэ был человек вроде Крильона: бесстрашный и неподкупный старый солдат, которого звали де Фурон, ненавидевший всех итальянцев-придворных, приехавших во Францию в свите королевы-матери.
— Видите вы этого человека? — спросил его Крильон.
— Конечно, это Ренэ-флорентиец,— ответил де Фурон.
— Ну, так это убийца, которого скоро колесуют по приказу короля.
Де Фурон окинул Ренэ взглядом с головы до ног.
— Это давно уже следовало сделать,— сказал он.
— Я поручаю его вам,— прибавил Крильон,— и вы отвечаете за него головой.
— Слушаюсь,— просто ответил старый солдат.
Ренэ понял, войдя в свою темницу, что ему нечего
ждать ни пощады, ни сострадания.
— Ах! — прошептал он.— Что бы мне послушать де Коарасса, этого проклятого беарнца, умеющего угадывать будущее по звездам.
* * *
В то время, как массивные двери Шатлэ закрылись за Ренэ-флорентийцем, Генрих и Ноэ при свете луны сидели на берегу реки в ожидании, когда пробьет десять часов на колокольне Сен-Жермен л'Оксеруа.
— Ноэ, друг мой,— говорил Генрих,— как ты находишь, недурно я сыграл свою роль астролога?
— Превосходно!
— Знаешь, мой милый, я совершил настоящий подвиг.
— Еще бы!
— Недурно ведь убедить человека, который слывет за колдуна, что я более силен в его науке, чем он.
— Это, однако, опасно.
— Была минута, когда мне стало жаль его, до того у него был испуганный вид. Но мое сострадание не помогло, он попал в ловушку.
— Я разделяю мнение Пибрака.
— А что говорит Пибрак?
— Что он выйдет из Шатлэ, а если не выйдет, то парламент оправдает его.
— О,— протянул Генрих.
— Вот увидите. А так как рано или поздно он узнает, что мы обманывали его...
Генрих перебил своего друга:
— Ноэ, мне пришла в голову мысль.
— Неужели!
— И превосходная.
— Послушаем.
— Как навсегда оградить себя от гнева и мести этого проклятого флорентийца.
— Вот как! Да говорите же скорее, что вы такое придумали!
— Паола любит тебя, так ведь?
— До безумия!
— Хвастун!
— Да нет же, честное слово!
— Ну, так ты должен похитить ее!
— Черт возьми! Это дело нешуточное!
— Она будет заложницей.
— Хорошо! Куда же мы спрячем ее?
— С Годольфином. Годольфин любит Паолу. Если Паола согласится остаться у тебя пленницей, то Годольфина не придется уже держать взаперти.
— Да, придумано недурно! — сказал Ноэ.— Я подумаю об этом.
— Советую тебе.
— Я сегодня же вечером разузнаю кое-что.
— Значит, ты идешь туда.
— Еще бы!
В эту минуту пробило десять часов.
— А я,— сказал Генрих,— иду злословить насчет
принца Наваррского.
Молодые люди дошли до Лувра, пожали друг другу руки и расстались.
Ноэ пошел к мосту Св. Михаила.
Генрих начал ходить взад и вперед, находя, что луна слишком нескромно светит, и поджидал Нанси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26