Между коленами он сжимал тяжелый старинный мушкет, приложив приклад к груди и уставив его закопченное дуло прямо на Петра.— Два! — резко выкрикнул он.Мушкет производил устрашающее впечатление, так что если бы он сработал, то прострелил бы Петра вместе с Джованни, который спрятался за его спиной, но Петр рассудил, что ружье не заряжено: видимо, грабитель очень торопился обобрать убитого, но их приход помешал ему и он явно не успел перезарядить ружье, из черной, адской утробы которого до сих пор едко воняло дымом.И на самом деле, вместо того чтобы досчитать до трех и выстрелить, злодей снова разорался:— Я сказал, бросайте оружие, а мое слово — закон. Так бросите вы или нет? Не вздумайте ослушаться, со мною шутки плохи, перед вами Зеленый Вильфред, гроза лесов; считаю сызнова: раз…— Считай себе хоть до тысячи, — произнес Петр и неспешно снял с убитого великолепную пищаль Броккардо, поднялся на ноги и навел ее прямо в грудь Зеленого Вильфреда, измазанную чем-то жирным, должно быть, медвежьим салом. На смуглом, дьявольском, разбойничьем лице выразился неподдельный ужас.— Не стреляй! — взмолился он. — Я все отдам!Он бросил к ногам Петра кожаный мешок, украшенный эмблемой Гамбарини, серебряной ногой в поножах меж двумя звездами. Однако, улучив момент, когда Петр отвел от него взгляд, разбойник стремительно швырнул в него своим мушкетом, прикладом вперед, но Петр успел увернуться.— Увы, — проговорил Петр. — Я не люблю стрелять в безоружных, но с тобою, негодяй, поступить иначе нельзя.И спустил курок. ДОБРЫЙ ДЯДЮШКА ТАНКРЕД Так погиб Зеленый Вильфред, гроза лесов, случайно завершив свою несладкую жизнь изгнанника и тирана в одном лице добрым поступком, когда выстрелом из мушкета уложил негодяя из негодяев, который сперва обобрал своего господина, а после того, как добыча была обращена в деньги, ограбил своих сообщников; так скорее всего это разыгралось и завершилось, ибо только так можно достаточно убедительно объяснить, каким образом лакей усопшего графа один, без приятелей, очутился здесь, в этих диких краях, с перстнем Борджа на руке и с мешком дукатов за поясом, — их-то Вильфред и присвоил себе, да ненадолго.Убрав трупы, они двинулись дальше; Петр вел под уздцы коня, на котором восседал Джованни.«Я таки поставил графчонка на место, не только в фигуральном, но и буквальном смысле, — думал Петр. — Я спас ему жизнь, деньги и перстень; посмотрим теперь, какое это возымеет действие».Действие проявилось незамедлительно и неожиданно.— Извини меня, Петр, — проговорил Джованни после нескольких минут езды в полном молчании.— За что мне тебя извинять? — спросил Петр.— Я так глупо выразился в ответ на твои наставления о странствиях, дескать, я — Гамбарини.— Но разве ты не Гамбарини? — спросил Петр.— Я Гамбарини, но это было бестактно, понимаешь? — продолжал Джованни. — Мой падре никогда бы не позволил себе ничего подобного по отношению к человеку более низкого происхождения.Каррамба, мелькнуло в голове у Петра.— Главное — у нас снова есть деньги, — продолжал Джованни. — Хотя это лишь мизерная часть тех ценностей, которых мы лишились. Одна «Мона Лиза» стоила больше мешка золота. Или слуги бессмысленно и задешево спустили наше состояние, или Иоганн украл у них не все.«По крайней мере, он признает мои заслуги и рассуждает об этих деньгах так, будто они принадлежат нам обоим», — подумал Петр.Добравшись до Инсбрука, города чистого и богатого как по внешнему виду, так и по сути, в котором находились резиденция эрцгерцога, сейм и парламент австрийских земель, молодые люди поселились в лучшем номере лучшей гостиницы и три дня велели потчевать себя лучшими яствами и лучшими винами, чтоб опомниться от пережитых невзгод, разгуливали по заповеднику, где содержались серны, лани и прелестные небольшие медведи, бравшие пищу прямо из рук; а тем временем лучшие портные города лучшими нитками готовили для них новехонькую, с иголочки, экипировку из лучшего сукна, поскольку Джованни настаивал на том, чтоб явиться пред светлые очи доброго дядюшки Танкреда в нарядах, подобающих юному графу Гамбарини и его компаньону и защитнику; на четвертый день на самых лучших конях благородной мадьярской породы, которых только можно было достать в Инсбруке, они выступили из города. Коня Иоганна — он был норовист и к тому же припадал на заднюю левую ногу — Джованни продал мяснику.Неподалеку от границ Венецианской республики их поджидал еще один чудовищно неприятный сюрприз, Бог даст последний, ибо на родной Джованни земле Италии наверняка все пойдет гладко и без помех. Они ехали глубоким лесистым ущельем, как вдруг, откуда ни возьмись, на них накинулась орда маленьких, смуглых, орущих человечков, так что путники уж решили было, что снова попали в лапы к разбойникам; однако предводитель или начальник этих молодцов, мужчина пристойной наружности, так называемый подеста, растолковал им, что это — не нападение, а таможенный досмотр, им нужно проверить, не везут ли путники вино или спирт, кремни в чрезмерном количестве, шелк-сырец или сукно и не едут ли из мест, застигнутых чумой. Когда они по правде и по совести ответили, что ничего подобного у них нет и в помине и что исходным пунктом их путешествия была чешская земля, где уже несколько лет не случалось никакого мора, подеста поклонился и, не вполне понятно почему, поцеловал кончики пальцев на своей правой руке.— Действительно, чешской земли нет в списке стран, пострадавших от чумного поветрия. Но через какие пункты, смею спросить, господа держали свой путь?— Через Вену, Пассау и Инсбрук, — ответил Петр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159